Багровое пепелище

— Алечка, разрешаю. Пускай ночует. Сегодня можно, — и тут же провалился в глубокий, крепкий сон, почти обморок. Наконец закончился холод, боль, ужас войны, смерть разжала лапы и выпустила его из железных когтей — и можно было разрешить себе короткий отдых.

Глава 8

Шубин проснулся от страшного колющего страха, открыл глаза и первые несколько секунд не мог понять, что происходит. В вагончике было тихо, слишком тихо, от этого мертвого безмолвия он почувствовал панику. Глеб поднялся и позвал:

— Серго! — По спине прокатился пожар, вспыхнула боль в десятке ранок, но разведчик стиснул зубы. Он позвал еще раз: — Аля! Вы здесь?

У входа затопали сапоги, и вдруг у Шубина все оборвалось внутри: слишком тяжелые шаги, слишком громко они гремят — это тяжелая, подкованная металлическими набойками немецкая обувь. Он вскочил с места, натянул куртку, но не стал кидаться вперед, наоборот, прижался к стене, чтобы вошедший не сразу его заметил.

За простыней силуэт с автоматом наперевес прошелся по комнатушке, а потом отдернулась занавесь в сторонку. Глеб бросился вперед, успел занести нож для удара, но тут же у него потемнело в глазах от удара по голове. Второй фашист, что стоял в дверях, успел нанести сильный удар кулаком по голове. У Глеба перед глазами мелькнул лишь рукав формы с черной лентой, где белым вилась надпись «BRANDENBURG». «Это особое подразделение абвера, «Бранденбург 800», это немецкие диверсанты», — успел сообразить Шубин и тут же скорчился от ударов, которые посыпались на него. Тяжелые сапоги целились в голову, в живот и ребра, от боли потемнело в глазах, по лицу хлынули ручьи крови. Глеб не сопротивлялся, он свернулся на полу, не выдавая себя криком, закрыл глаза, в надежде, что немцы решат — он потерял сознание, и остановятся, тогда можно будет вскочить, применить приемы, которым его научил Ощепков. Вырваться, бежать в деревню — сообщить о нападении. Но грубые руки выкрутили ему ладони, стянули веревкой, а в рот впихнули комок перевязочных бинтов. Один из немцев буркнул:

— Опять какой-то рядовой, даже без формы. Нам нужен офицер! Тащи его к остальным. Пускай уходят отсюда, пока русские не подняли тревогу. Пора возвращаться!

Пинок в бок и окрик заставили Шубина подняться, его выволокли за дверь во двор. В полумраке чернела земля у вагончиков, а на ней лежали тела в черных пятнах от крови, пропитавшей одежду. Мелькнуло бледное личико Али с навсегда застывшим серьезным взглядом, рядом чернели кудри Серго. От страшной картины Шубин не выдержал, он закричал во все горло, ярость взорвалась внутри огненным шаром, ударила в виски и опалила грудь — нет, нет, нет! Не может быть, спецподразделение абвера проникло в деревню! Фашисты прошли мимо охраны!

Но веревки и кляп не давали разведчику ничего сделать, как он ни крутился и ни пытался вырваться. Его протащили, бросили в толпу из раненых и караульных, тех, кого удалось захватить немцам. Мужчина в серой форме егерских войск, с черной лентой-нашивкой на правом рукаве приказал на немецком:

— Быстро, ведите их к дороге, там ждет грузовик. Быстрее! — германский офицер ткнул в спину того самого румына, который днем говорил Шубину о том, что они больше не хотят служить фашистам. — Возьми автомат, отведи пленных к грузовику, да побыстрее. Если хоть один сбежит, я тебя пристрелю. Предатели, вы сдались в плен! Теперь вы должны доказать свою преданность фюреру верной службой!

Михай покорно взял автомат и ткнул в спину ближайшего связанного солдата. Толпа двинулась вперед, как вдруг неожиданно из темноты вынырнула сгорбленная фигура в разметавшихся лохмотьях — Копытиха. Старуха впилась пальцами в полу куртки Шубина:

— Вот он! Это он! — она с размаху залепила ему пощечину, а потом плюнула в лицо. — Вот тебе, сдохнешь как собака. Ты, ты мой дом сжег, ты во всем виноват! Думал, ничего тебе не будет?! Я привела сюда их, я им показала короткую дорогу! Вас отсюда вышибут немцы, следа не останется! А ты сдохнешь, будешь повешен на первом же суку! — Она повернулась к немецкому офицеру и, коверкая немецкие слова, выкрикнула: — Это он, тот советский офицер, он — командир! Специально нарядился, чтобы сбежать, чтобы никто не узнал! Я его рожу никогда не забуду! Будь он проклят!

Командир подразделения абвера одним движением оторвал старуху от Шубина:

— Пошла вон. — Он повернулся к одному из солдат: — Эй, отдай ей.

Рядовой сунул старухе мешок с продуктами, а та упала на колени перед офицером, снова залепетала на ломаном немецком: