И Шубин вскочил, вскинул руки вверх и тут же опустил их резко вниз, показывая — падайте! Выкрикнул на русском:
— Вниз, ложись! Огонь! — теперь он обращался к румынам с автоматами. Надо было пользоваться тем, что немцы из группы абвера расслабились, отвлеклись после того, как покинули советскую территорию.
— Огонь, огонь! — автоматные очереди разорвали воздух, некоторые пули полетели в фашистов. Пленные, румыны, гитлеровцы — все люди на поляне — бросились врассыпную, в суматохе не понимая, что происходит, куда бежать.
Но у капитана Шубина была цель. Он рванул со всей силы вперед, прыгнул на серо-зеленую спину фрица, вцепился пальцами в ненавистное лицо. От неожиданности германский офицер рухнул на спину, пистолет в его руке стал стрелять, посылая все пули в воздух. Шубин обхватил его шею в локтевой захват и сжал со всей силы руку. Он чувствовал, как трепыхается в предсмертных судорогах под ним тело немецкого разведчика: тот выгибался дугой, хрипел, впивался пальцами в смертельное кольцо из рук вокруг горла; но все было напрасно, дикая ярость овладела Глебом, он видел лишь лица Али и Серго, горы мертвых советских солдат, даже не успевших понять, что на них напали. Остальные гитлеровцы растерянно метались по поляне, не решаясь выстрелить во взбунтовавшегося капитана, — изгибающаяся фигура их командира не давала возможности прицелиться и пристрелить русского пленного. К тому же румыны, которые засели в укрытиях из кустов, начали вести прицельный огонь по своим бывшим союзникам, а теперь врагам. Как только кто-то из фашистов падал, сраженный их пулями, то сразу пленные ползком бросались за оружием. Количество абверовцев стремительно уменьшалось, выстрелы звучали все реже, а судорожные попытки освободиться от захвата Шубина становились все слабее.
Наконец германский офицер окончательно затих, обмяк тяжелым грузом, раскинув в стороны руки и ноги. Глеб расслабил гудящую от напряжения руку, нащупал пистолет, поднес его к висящей на его груди голове и выстрелил, чтобы наверняка избавиться от противника. От удара пули разлетелась часть черепа, фуражка упала на землю кровавым блином.
Разведчик тяжело поднялся, от ненависти до сих пор его трясло — хотелось убивать фашистов голыми руками лично каждого, разорвать на куски, до того в его груди пылало дикое пламя. Но из-за кустов уже показался Михай:
— Командир, что делать? Куда нам идти? Немцы убежали, они спрятались. У нас есть оружие.
Шубин прохрипел:
— Сейчас, жди, — он ткнул пальцем в сторону грузовика и показал жестами, что его надо завести. Потом повернулся к русским ребятам: — Сложите трупы в кучу и закидайте снегом, чтобы не было следов. Мы на немецкой территории, тут опасно. Надо уходить обратно к своим как можно быстрее, пока нас не обнаружили!
Он перевернул труп офицера, вытряхнул из планшета все карты и документы, рассовал по карманам бумаги, а карту раскрыл перед собой. Чиркнул добротной немецкой зажигалкой, в свете пляшущего на ветру огонька наклонился над сплетением условных обозначений. Но ответа не нашел: дорога, по которой их вывезли из Дмитровки, не была обозначена на бумаге. Видимо, только Копытиха знала о ней, так как этот путь даже дорогой нельзя было назвать. Путь представлял собой маршрут через лес по известным только местным меткам, которые направляли грузовик так, чтобы он не провалился в овраг или не забуксовал в густой грязи.
Пока все суетились, таскали трупы, загружались в грузовик, капитан Шубин водил над картой зажигалкой. Он не мог понять, куда направить своих товарищей: много раненых, ослабленных людей, которые не осилят многочасовой переход через зимний лес; тем более они в двойной опасности — помимо холода и бурелома их поджидают немецкие патрули на любом участке, ведь они даже не знают, где находятся, а еще нет представления о расположении ближайших немецких блокпостов. Шубин понимал, что действовать вслепую очень опасно, он может вывести группу прямо под вражеский огонь — они снова окажутся в плену или будут убиты. Разведчик раз за разом внимательно разглядывал пятачок лесополосы, нить реки и квадратики населенных пунктов на карте. Всмотрелся в россыпь из десяти домишек. Едва различимыми буквами вокруг было выведено — «Болотное». Глеб оглянулся на свой новый отряд, созданный из советских пленных и перешедших на их сторону румын: нет, никто ему не поможет, не даст информации о деревне и нахождении в ней немцев, поэтому придется идти на риск.
Разведчик подхватил карту, встал во весь рост перед своим отрядом, кивнул Михаю, чтобы тот переводил его слова:
— Товарищи, передвигаться по вражеской территории вслепую, без разведки опасно. Нас скоро начнут искать! Вернее, не только нас, а прежде всего группу абвера, которая не вернулась с операции. Поэтому отсюда надо уходить как можно быстрее. У нас много раненых, ослабленных бойцов — воспользуемся грузовиком, пока в нем не закончится топливо.
— Мы можем получить немцев, — от волнения Михай путался в чужом языке, он замахал руками куда-то вдаль, показывая, что там они могут наткнуться на патруль.