Вдруг песок вокруг одного из камней зашевелился и стал проваливаться. Под ним что-то происходило, какое-то движение. Немного в стороне можно было наблюдать то же самое. Подобные «очаги» стали возникать по всему берегу. Явление постепенно принимало тотальный характер. Появилось еще что-то, вызывающее дисгармонию в общей картине. Оно двигалось рывками, переламываясь и сгибаясь.
Рука. Грязная, заляпанная мокрым морским песком человеческая рука. Вот появилась еще одна. Еще и еще. Камни, оказавшиеся головами, поднимались, обнаруживая под собой тощие тела. Те медленно выбирались из песка. Грязь кусками отваливалась от обнаженных фигур. В призрачном зеленоватом свечении темные контуры выглядели, по меньшей мере, зловеще. Наконец, движение прекратилось. Все выпрямились и замерли. Совершенно идентичные, словно отлитые по одной форме, они стояли ровными рядами и смотрели прямо перед собой, их было не меньше тысячи. У всех было одно лицо. Лицо человека, наполнявшего этот мир ненавистью и болью. Имя ему было Хэнс Хьюстон.
Океан стонал, он был неспокоен, напряжение присутствовало во всем. Твари, обитающие в глубинах, замерли, и, кажется, прислушиваются к чему-то. Хищники не нападают на своих жертв. Рыба перестала метать икру. Птицы боятся залетать далеко от берега и нервно кружат над полосой прибоя. Все как будто чего-то ждут.
Скоро пружина лопнет, оборвется нить напряжения, злоба выплеснется наружу, и тогда прольется много крови, настолько много, что воды станут красными. Каким станет Гайган после этого, трудно предположить, но ясно одно: никто не покинет планету живым.
Хьюстон проснулся. Сон это был или пророчество он не знал, хотя и не верил в последнее.
«Просто кошмар», – пытался он убедить себя, но недавние события не давали покоя и упорно указывали на некий очевидный факт.
Вот только на какой? Что-то, что имело простое и понятное объяснение, металось в голове, всячески пытаясь обратить на себя внимание. Но Хьюстон не мог «поймать» эту мысль. Каждый раз, когда он был близок к ответу, тот ускользал от него.
То, с чем он столкнулся несколькими часами ранее, не имело объяснения. Конечно, это были оборотни, спалохи – истребленная и доведенная до отметки вымирания форма жизни, когда-то главенствующая в этом мире. Что собрало их в одном месте и отчего твари копировали его образ – было непонятно. Почему они не растерзали его и Эткинсона, было непонятно вдвойне.
Может, не было ничего? Может, это изможденный мозг сыграл с ним злую шутку, а воображение, подхватив эстафету, показало этот странный сон? А может, он просто сходит с ума, медленно, но верно? Его разум не может свыкнуться с мыслью, что тело, умерев однажды, продолжает исправно функционировать. Это не дает покоя, порождая ненависть к тем людям, которые причастны к его смерти, к тем, кто воскресил его, к войне, к воде, к океану и к этой чертовой планете, что стала камнем преткновения в противостоянии двух сторон.
Хэнс попытался выгнать эти мысли из своей головы.
Что-то потянуло кожу на боку, вызвав внезапную боль. Хьюстон дернулся и схватил тонкую, принадлежавшую женщине руку.
– Блин! Придурок! Ты напугал меня до чертиков!
– Прости, Дарна. Я кажется уснул.
– Уснул? – ее возмущению не было предела. – Ты лег всего пару минут назад.
– Я, правда, не хотел, – Хэнс попытался оправдаться. – Ночка выдалась еще та.
Она шумно выдохнула и положила руку ему на спину, не позволяя подняться.
– Не дергайся, я еще не закончила, – она смягчила тон. – Блин, кровь пошла.
– Ерунда.
– Даже не могу предположить, чем таким ты там занимался, что даже швы разошлись.
– Я воевал, – произнес Хьюстон с напыщенной важностью. Она снова вздохнула.
– Мне все это кажется напрасной тратой времени. Завтра ты снова отправишься «воевать», а мне снова придется тебя штопать. Может, оставить все так, как есть?
– Да ну, перестань, – Хэнс никак не мог удержаться, чтобы не повернуться к ней лицом. – Тебе же нравится это.
– Мне? – воскликнула Дарна. – С какой такой стати?
– Ну, я не знаю, – Хьюстон поморщился от боли. – Черт. Ты так нежно прокалываешь мою кожу.
Она отстригла нитку и залезла на него верхом. Хэнс снова попытался перевернуться на спину.
– Мне нравятся сильные мужчины, – произнесла девушка страстным шепотом ему на ухо. – Но тебе не удастся меня соблазнить.
Хьюстон почувствовал, как в штанах стало тесно.
– Это еще почему? – прокряхтел он.
– От тебя водорослями пахнет.
С этими словами она соскользнула на пол, и как всегда плеснув перекиси на шов, пришлепнула место штопки ладонью.
Хэнс поморщился.
Дверь открылась, на пороге появился Джим. Дарна проскользнула у него за спиной, послав Хьюстону воздушный поцелуй.
– Я против подобных связей на работе, – произнес Эткинсон, не поздоровавшись. – Это противоречит уставу.
– Не читал никакого устава.
– Я здесь устав! – Джим ткнул в себя пальцем. – И я против связей на работе! Сколько раз мне это повторить?
– Прости, – выдохнул Хэнс. – В смысле, так точно, сэр! Этого больше не случится, сэр!