Багровый пик

Глава тринадцатая

Буффало, штат Нью-Йорк

И зачем я согласился на все на это?

Узел в груди Алана затянулся еще больше, когда грузчики погрузили еще одну коробку на платформу, запряженную лошадью, которая стояла перед особняком Кушингов. Книги, инструменты, даже обожаемая детская библиотека Эдит – все выставлялось на аукцион. Казалось, что она хочет уничтожить все следы своего пребывания в Буффало. Конечно, ей пришлось пережить здесь нелегкие времена – ужасные смерти обоих родителей, – а его надежды на то, что они когда-нибудь будут вместе, теперь окончательно рассыпались в прах. Но ведь были же у них, как у старых друзей и конфидентов, и хорошие моменты. Разве он может вот так легко выбросить их из головы. Он никогда и ни за что их не забудет.

Алан подошел к коробкам с ее книгами и покачал головой. Потом взял лист бумаги и написал расписку на значительную сумму. На втором листе он написал: ПРОДАНО ДОКТОРУ АЛАНУ МАКМАЙКЛУ. НЕ ГРУЗИТЬ. Когда-нибудь Эдит пожалеет, что позволила избавиться от этих книг. Бог даст, у нее будут собственные дети. Он вполне мог представить ее в детской Аллердейл Холла – она должна быть совершенно очаровательной матерью – читающей волшебные сказки девочке-непоседе и мечтательному мальчику.

Всем сердцем он хотел бы, чтобы это были его дети, но, как говорит его собственная мать: если бы, да кабы, во рту росли бобы….

Мистер Фергюсон, адвокат семьи Кушингов, смотрел на молодого человека с мрачным интересом. Заметив надпись «ПРОДАНО», он одобрительно кивнул. То, что этот человек занимался распродажей вещей, было совершенно естественно. Он же выполнил последнюю волю покойного. По ней единственной наследницей всего, и совсем не малого, состояния становилась Эдит Кушинг. Алан предложил ему свою помощь с вещами Кушингов – благодаря своей долгой и близкой связи с семьей он мог помочь с составлением каталога и оценкой.

– Я значительную часть своего детства провел в этом доме, – сказал Алан, поворачиваясь к юристу. – В те времена наши семьи были очень близки.

Фергюсон вздохнул. У него тоже было тяжело на сердце.

– Очень жаль. Избавляться от всего этого… И так быстро. Так неожиданно.

– Слишком быстро, вам не кажется? – спросил Алан, наклонив голову.

Но Фергюсон всегда был осмотрительным юристом, поэтому его ответ был нейтральным:

– Все зависит от того, как на это посмотреть.

Алан подошел к письменному столу Кушинга и стал перекладывать бумаги в коробку. Неожиданно он наткнулся на чековую книжку хозяина дома.

На корешке он увидел, что самый последний чек, который Кушинг выписал перед смертью, был выписан на имя Томаса Шарпа, баронета. Чек был на очень значительную сумму. С дрожью в руках молодой человек проверил число: 11 октября.

Накануне смерти Кушинга.

Или накануне его убийства, подумал Алан, и в его голову закралось ужасное подозрение.

Извинившись перед Фегюсоном, он оставил дом Кушингов и направился прямо в клуб, к которому принадлежал умерший. Попасть в раздевалку было делом несложным – Алан лично знал секретаря клуба, поэтому смог обследовать место смерти. Разбитая раковина была заменена на новую. Он осмотрел сначала ее, а потом пол под ней, пытаясь понять, каким образом простое падение могло вызвать такие тяжелые травмы. Даже если бы отец Эдит упал на пол с высоты своего немалого роста и ударился бы о раковину, то угол повреждений был бы совсем другим. Алан попытался объяснить это дознавателю, но тот был оскорблен его вмешательством и занял оборонительную позицию. А заставить человека, занимающего оборонительную позицию, прислушаться к доводам разума чрезвычайно сложно.

Я должен был постараться заставить Эдит выслушать меня, корил Алан сам себя. А я не захотел на нее давить. Шарп совсем заморочил ей голову… и захватил ее сердце. В своем горе она была такой беззащитной. На кладбище она дрожала под рукой Шарпа – больше похожая на бабочку, приколотую иголкой, чем на осиротевшую женщину, находящуюся под защитой возлюбленного.

Как же плохо, подумал Алан. Как все плохо.

В унынии он вышел из клуба.

#

Пианино.

Звуки колыбельной.

В эти короткие моменты между сном и бодрствованием Эдит показалось, что она находится в своей детской и ее красавица мама играет, чтобы успокоить свое неугомонное дитя. Спи, моя радость, усни….

А потом она открыла глаза и увидела голову Томаса на подушке рядом с ней. Ее первым желанием было разбудить мужа и рассказать ему о том, что произошло… Но произошло ли это на самом деле? Он отмахнулся от ее настойчивого рассказа о женщине в лифте. Что же он скажет, когда она расскажет ему о бесформенном, покрытом кровью существе, которое появилось из пола второго этажа? У нее нет никаких доказательств… Но она может продемонстрировать ему чемодан в шахте с глиной.

Правда, он, наверное, уже знает о нем. А что по поводу этих звуков в резервуаре?