Под его защитой она чувствовала себя в безопасности.
Томас закрыл глаза, и она устроилась рядом с ним.
Вот сейчас, сейчас это произойдет. Она все еще слегка боялась, но страсть уже начинала брать верх над ней. Страсть и нежнейшая любовь к этому человеку.
Он неуверенно поцеловал ее. Все еще сдерживается. Эдит хотела сказать, что хочет его, но не знала, уместно ли это. Их время еще не наступило.
– Жутко утомительное путешествие, – пробормотал Томас. – Тебе надо отдохнуть.
Он осторожно отодвинул ее в сторону. Может быть, он думал, что так будет лучше для нее, а она была слишком смущена, чтобы сказать ему обратное. Она действительно мало что знала о подобных ситуациях – у нее не было матери, с которой она могла бы обсудить вопросы физиологии, а то, что говорили другие девочки, с ее точки зрения, не имело никакого смысла. Юнис стащила одну книжку из запертого сундука, который она обнаружила в подвале дома Макмайклов, и читала избранные места перед хихикающей аудиторией, в которую входила и Эдит. В основном речь там шла об использовании плеток и тростниковых палок, и Эдит тогда объявила, что это ненормальные вещи, которые не могут происходить между женатыми людьми. Она настолько разошлась, что Юнис бросила ей книгу со словами:
– Тогда сама расскажи нам об этом Эдит, коли ты так много знаешь. Расскажи нам историю, которая начинается со слов: «Однажды давным-давно дрожащая девственница вышла замуж за похожего на призрак владельца замка, населенного привидениями….»
И вот теперь она сама замужем больше месяца и знает только, что когда Томас оказывается с ней рядом, то она ощущает тепло и желание познать
– Я сейчас тоже приму ванну, – сказал ей Томас. – Заканчивай свой чай, и если ты, милая, уснешь, то я не стану тебя будить.
Но когда он еще раз взглянул на нее, глаза Эдит уже закрывались.
Глава двенадцатая
Сестра через замочную скважину проследила за тем, что происходило в спальне. Увидев, что брат отказался выполнять свои супружеские обязанности, она улыбнулась и ушла.
А
Безумный мозг Дома гнил, а ночь укрыла луну своими крыльями, украсив полы изящным рисунком. В подвале танцевали Мертвые головы, потому что там было холодно и потому что там было темно. И потому что они были голодны.
Им хотелось бабочек.
#
Часы пробили двенадцать раз, и Эдит сонно пошевелилась посреди потертой роскоши голубого постельного белья.
Опять раздался какой-то шум, и она приоткрыла один глаз. Кто-то опять тихонько плакал. На этот раз она была в этом уверена. Она повернула голову на сторону Томаса, но его в постели не оказалось.
Опять всхлипывания, немного хриплые и чуть слышные. Женщина медленно оглянулась вокруг. Казалось, что в комнате идет лихорадочная работа: она увидела тени и попыталась понять, кому они принадлежат; везде вокруг себя она видела лица и руки и пыталась убедить себя, что это всего лишь стулья и ее новая пишущая машинка, да каминные щипцы, да чайные принадлежности. Но кровь в ее жилах похолодела, когда она опять вспомнила о чернолицем фантоме в особняке Кушингов. Он и сейчас стучался в ее сознание и требовал впустить его. Она отказывалась, не хотела о нем думать, а в ее подсознании твердо укоренился ужас, который так и не покидал ее после той ночи в детской. Он только иногда затихал, ожидая своей очереди.
– Томас? – позвала Эдит. Может быть, это он плачет? Она теперь ясно слышала, что это был именно плач, и тут Эдит вспомнила, каким грустным становился несколько раз Томас после того, как они появились в Аллердейл Холле. Англичанин – да к тому же баронет голубых кровей – не может показать свою слабость перед новой женой, поэтому будет всячески прятаться.
Тут Эдит услышала шаги, и дверь в спальню осторожно открылась. Она села на кровати. Снаружи никого не было – болтающаяся дверь была еще одним примером упадка, в котором находился Дом. Так подумала женщина, закрывая ее.
Она опять открылась, на этот раз с медленным и долгим скрииииииипом. Спина Эдит похолодела, и она отступила на шаг. Потом, собравшись с мужеством, сделала шаг в коридор. Ее щенок, который спал рядом с камином, вышел вместе с ней. И она вспомнила о его красном мячике и звуках, которые доносились из спальни, когда она принимала ванну. И о женщине в лифте.
И о Доме, который дышит.
#
Держа в руках канделябр, новобрачная вышла в холл в сопровождении скачущей вокруг нее собаки, которая уже давно должна была умереть.
Когда любопытство переходит в ужас? На этот вопрос еще предстояло ответить, хотя в стенах Аллердейл Холла его задавали несчетное количество раз.