Багровый пик

Они договорились никогда не расставаться. И без долгих слов убить любого, кто попытается их разлучить. И хотя Томасу было всего восемь лет в тот день, когда они произнесли эту клятву, он запомнил этот день на всю жизнь. Память о нем постоянно преследовала его.

Глава двадцать третья

Аллердейл Холл, двадцать пять лет назад

– Чертовы идиоты! – крикнул сэр Джеймс Уильям Шарп, баронет, трем окровавленным мужчинам, которые склонились перед ним. Томас, восьми лет, и Люсиль, десяти, прятались за занавесками библиотеки, и сквозь щель в них Томас видел своего громадного, дюжего отца, который был страшнее великана-людоеда.

Сэр Джеймс был диким, несдержанным человеком с копной неубранных черных волос и такими же бровями. Одет он был в охотничий костюм – красный сюртук, красные бриджи и тяжелые черные ботинки. Люди перед ним не истекали кровью – они все были покрыты красной глиной.

В тот день в библиотеке Люсиль обещала показать Томасу, что если развернуть страницы некоторых книг веером, то можно увидеть самые непристойные картинки, которые только можно себе представить. Томас был в нетерпении. А потом в библиотеку нагрянул их отец в сопровождении шахтеров, и Люсиль утащила Томаса за занавески.

– Тогда грейте свои плиты глиной, – продолжал их отец. Он хлопал своим хлыстом по ботинкам. Хлоп-хлоп-хлоп. – Рудничный газ скапливается в угольных шахтах, а у меня здесь угольных шахт нет.

– Но, сар, чëй-то сëрано произошло, – сказал самый старший из троих шахтеров. – Чëй-то взорвалося.

– Ради всего Святого, говори на человеческом языке, – похлопывания превратились в шлепки, когда он стал сильнее бить по своему ботинку.

– С нашим уажением, ваше сиятьство, – продолжил шахтер. – Обгорели наши детишки, и мы надеилися, што леди Шарп… Што она, эта… Придет, или што вызовут дохтура.

– На человеческом языке!!! – прогрохотал хозяин. Его глаза сверкали. – И леди Шарп не будет горбатиться на ваших крысенышей! Леди Шарп идиотка и сейчас наверху, по самые глаза налитая лауданумом[36] и не способная ничего ни для кого сделать. Особенно для меня!

– Тада дохтура, сар, – продолжал пресмыкаться старик. – А то они чой-то сильно мучатся.

– Боже всемогущий! – воскликнул сэр Джеймс. – Вон из моего дома! Из-за вашего собственного невежества пострадали ваши крысеныши, а теперь вы хотите моими деньгами исправить свою же собственную ошибку! Убирайтесь, а то скоро вам самим понадобится врач!

И он стал стегать хлыстом старика, который руками пытался защитить голову, пока двое других выводили его из комнаты.

Томас был одновременно и взволнован и испуган. В возбуждении он дернул за штору, и на них свалился весь карниз со шторами.

– Какого черта! – закричал их отец.

– Скорее, туда, – зашептала его сестра из-под запутавшихся занавесей, заталкивая Томаса под двухместный диван, стоявший на высоких ножках. – Быстрее же!

Томас успел спрятаться как раз в тот момент, когда раздались громыхающие шаги отца. Он стал смотреть из-под дивана. Сэр Джеймс собирал в кучу камчатное полотно и отбросил его в сторону, когда увидел под ним Люсиль. Она в ужасе подняла на него глаза. Отец схватил ее за кисть руки и рывком поставил на ноги. Ее глаза на побледневшем лице выглядели просто огромными.

– Что ты здесь делаешь? Какого черта ты здесь?..

Неожиданно он замолчал. Нагнувшись, он рассматривал книги. И он все увидел. Взяв одну из них в руку, он подержал ее какое-то время, потом посмотрел на Люсиль таким взглядом, как будто видел ее впервые в жизни.

– Ах ты, маленькая сучка, – сказал он глухим голосом, полным ярости. – Это что это на тебя нашло?..

Девочка с трудом дышала.

– Простите меня, папа, – еле проговорила она. – Я… я… – Она расплакалась. – Пожалуйста, не бейте меня. Мне так жаль.

– А где твой брат?

– В детской, – быстро ответила она, даже не взглянув в сторону Томаса.

– А он это видел?

– Нет, нет, – ответила она. – Он хороший мальчик.

– А ты испорчена так, что и словами не описать, – мужчина поднял хлыст над головой девочки. – Повтори.

Ребенок весь сжался от страха.

– Я испорченная, – проскулила она. – Прошу вас, папа.

– Еще раз.

– Я испорченная, – по ее щекам бежали слезы.

Хлыст опустился на ее плечи, и она согнулась. Томас затаил дыхание.

Хлыст опустился снова, и Люсиль упала на одно колено. Отец опять занес руку, но она взглянула на него предупреждающим взглядом и произнесла:

– Нет.

– Нет? И ты смеешь говорить это своему отцу?

– Нет, папа. Я хочу сказать, что не смею! – На этот раз хлыст опустился на ее руки, которыми она прикрывала голову. – Умоляю вас, папа! – завизжал ребенок.

– Ты такая же, как твоя мать. А твоя мать похотливая, распутная шлюха. Повтори!

– Она распутная шлюха! – крикнула Люсиль.

– Пойдем со мной, и ты скажешь ей это в лицо!

Он наклонился, поднял книгу и сжал дочери запястье. Люсиль повернулась в сторону Томаса и твердо покачала головой, приказывая ему не покидать своего убежища.