Багровый снег

Прежде Быхова был Бердичев. Гнусный местечковый городишка, пронизанный ненавистью. Тюрьма. Камера в десять квадратных аршин. Окошко с железной решеткой. В двери небольшой глазок. Нары, стол и табурет. Дышать тяжело из-за смрада расположенной рядом выгребной ямы. Дни напролёт Сергей Леонидович мерил шагами своё узилище: три шага вперёд, три назад – на большее места не хватало. Обслуживали арестантов два пленных австрийца и русский солдат, очень добрый и заботливый человек, что было почти удивительным. В первые дни и ему туго приходилось – товарищи не давали прохода. Потом угомонились… Добряк-солдат рассказывал узникам все новости, трогательно заботился об их питании. Однажды он наивно поделился с Марковым печалью:

– Я буду скучать, когда вас увезут.

– Не огорчайтесь, – усмехнулся Сергей Леонидович. – Скоро на наше место посадят новых генералов – ведь еще не всех извели…

В Бердичеве второй раз Марков чудом избежал расправы озверевшей толпы. И вновь по дороге к вокзалу, где арестантов ожидал поезд для отправки их в Быхов. Весь путь от Лысой горы солдаты не скупились на гнусности и издевательствами над своими бывшими командирами. Проходя по лужам, они набирали полные горсти грязи и забрасывали ею узников. Затем посыпались булыжники. Ими сильно разбили лицо калеке генералу Орлову, угодили в спину и голову генералу Эрдели. Жидкая цепочка юнкеров, обступавшая пленных, самоотверженно сдерживала напор толпы, но казалось, что эта слабая преграда вот-вот будет сметена.

– Марков! Голову выше! Шагай бодрее! – слышались из толпы глумливые выкрики.

Сергей Леонидович незамедлительно отвечал на выпады в свой адрес. Шедший рядом с ним Деникин, весь покрытый грязью, спросил:

– Что, милый профессор, конец?!

– По-видимому, – отозвался Марков.

Но это был не конец, и путь до Быхова окончился благополучно. Бывший пансион, превращённый в тюрьму, после Бердичева казался раем. Оказалось, что жизнь ещё не утратила красоты и может быть хороша, и – чертовски хороша!

В Быхове «заговорщики» жили в комнатах по два-три человека (только Главнокомандующий занимал отдельную комнату), гуляли в саду, читали газеты, за которыми каждое утро ездил адъютант Корнилова Хаджиев, вели долгие беседы на самые различные темы. Разумеется, главной из них была судьба России. Сергей Леонидович не принимал активного участия в политических баталиях. Политика была чужда ему. К тому же, Марков понимал, что все политические разногласия должны смолкнуть теперь перед лицом общего несчастья и общего врага. Какая к чёрту разница, каких взглядов придерживается человек, монархических или республиканских? Не хватало ещё из-за этого рвать друг друга в клочья! Довольно и того, что уже натворили в битве своих политических догм! Куда дальше! Люди жестоки, и в борьбе политических страстей забывают человека, а человек больше политических программ. Разумеется, если этот человек не полное ничтожество. Человек ценен своими делами, сердцем, характером, умом, а не политическими взглядами, которых он придерживается. Могут быть достойные люди даже среди умеренных социалистов и подлецы в рядах сторонников монархии… Если делить людей по политическим пристрастиям, и начать ненавидеть друг друга при их несовпадении, то далеко не уйти. Армия – вне политики. Дело армии – защищать Родину. Дело армии – спасти Россию от изменников и врагов, захвативших в ней власть. Дело командиров – вести за собой солдат, а не сеять рознь и сомнения в их сердцах. Армия вне политики, а, значит, и он, Марков, будет держаться от неё в стороне, руководствуясь вечными понятиями долга и чести и любовью к Родине, а не политическими догматами, лживыми, сеющими вражду тогда, когда более чем когда-либо нужно единство ради спасения России…

Жизнь в Быхове текла без эксцессов. Правда, после того как «гоцлибердан» отстранил за сочувствие «заговорщикам» коменданта Ставки полковника Квашнина-Самарина и заменил его своим ставленником подполковником Инскервели, режим стал ужесточаться. Новый комендант желал утвердиться в своей власти и пожелал видеть «арестанта Корнилова», чтобы убедиться в наличие такового в стенах тюрьмы. Сцена вышла запоминающаяся и немало развлекла узников. Лавр Георгиевич сидел спиной к двери за письменным столом и что-то писал, вошедшему Инскервели буркнул, не оборачиваясь:

– Садитесь!

Подполковник, разом растерявшись, опустился на краешек дивана. Через некоторое время Верховный, словно вспомнив о нём, спросил:

– Какой партии?

– Эсэровской, Ваше Высокопревосходительство, – запинаясь, ответил комендант, вскочив.

Минуло ещё несколько минут. Внезапно Лавр Георгиевич обернулся и заговорил, повышая голос так, что к концу фразы он уже гремел на весь коридор:

– Передайте вашим, что если ещё какая-нибудь каналья осмелится показать сюда свой нос, то я прикажу джигитам… кишки пороть! Пошёл вон!

С перекошенным от злобы и страха лицом, бормоча что-то, комендант, пятясь, выскользнул в коридор…