Байкало-Амурская магистраль

— Вы видели Сибирь с самолета летом? — спрашивает вдруг Сергей без всякой связи с предыдущим. — Это настоящее чудо. Леса и хрустальные озера. Сказочный пейзаж. Сочная, здоровая зелень и чистая, глубокая голубизна. Чувствуешь, как тебя самого переполняет радость жизни. Этот образ глубоко запал мне в душу по-сле первой поездки сюда, в Нижневартовск. А тогда я смотрел с восхищением на море тайги с высоты 6000 метров. Вдруг мы вошли в зону, где ничего не было, кроме болот и песков. Через некоторое время стюардесса объявила, что мы приземляемся в Нижневартовске. Я снова гляжу в иллюминатор и вижу только озера и целые леса металлических вышек. «Где же мы приземлимся, братцы? — спрашиваю. — Я не вижу никакой посадочной полосы». Честно говоря, я испугался. Спрашиваю у соседа по креслу, но он напуган не меньше моего. Натягиваю пиджак на голову, закрываю глаза и решаю не открывать их до тех пор, пока самолет не остановит моторы. И мы сели. Когда спустились по трапу, гляжу налево — болота, направо — болота. И лишь посредине узкая полоска, «язык» суши, который и был взлетно-посадочной полосой. Вот так я прибыл сюда. Жил не в вагончике. Некоторое время — в общежитии, а потом получил квартиру.

— Сколько квартир сейчас в городе, Борис?

Борис Спирин, к которому я обратился с вопросом, неразговорчив. Он больше любит слушать и размышлять. Дело здесь, возможно, в его профессии: он редактор городской газеты.

— Квартир? — переспрашивает он. — Сейчас больше 60 тысяч, а в ближайшие два-три года это число удвоится. Вы видели жилые дома? Высокие и, по-моему, со вкусом сделанные. Большинство из них имеет по 12 этажей. Здесь работали строители из многих городов и республик СССР, и в первую очередь из Москвы и Ленинграда. Между строителями существует своего рода соревнование, от которого город немало выигрывает.

— Двенадцатиэтажные дома, построенные на песке?

— Не совсем так. На сваях. Анатолий вам что-то уже говорил об искусственной вечной мерзлоте.

…Мы продолжали разговор о мерзлоте, холоде, и я говорю попутчикам, что утром был в кабинете первого секретаря городского комитета партии, и в какой-то момент зазвонил телефон. «Этого еще не хватало, — ответил он кому-то на другом конце провода. Но он не так уж был удивлен полученным известием. — Температура опустится до минус 46 градусов, — сказал он. — Так мне сообщили сейчас с метеостанции». «Когда? — спросили мы. — Ночью?»-«Нет, через несколько часов…» — «И так резко здесь меняется температура?»-«Именно так», — был ответ.

— Ну, это вполне нормально, — заметил Сергей — Ведь зима! Но знаете, что иногда случается летом? Три года назад в конце июня был теплый день — насколько может быть здесь тепло, небо было чисто, светило солнце. Наступило лето. У нас, — с улыбкой продолжает он, — лето наступает то в среду, то в пятницу. А на другой день уже можно сказать: «прошлым летом». И поскольку было неизвестно, продержится ли лето до завтра, один мой знакомый взял одеяло и отправился куда-то на окраину города, где была поляна с травой. Он разложил одеяло и улегся на него. И приснился ему сон… Снилось ему, что он купается в проруби озера и дрожит, дрожит, не может согреться. Он проснулся, лязгая зубами от холода и… покрытый снегом с ног до головы. Вот такой у нас климат. Летом и я поеду в отпуск куда-нибудь на юг. Хочу побольше побыть на солнце. Но поеду поездом…

Все хохочут, а Анатолий замечает, что он давно говорил, что Сергей — оригинал. Слыхали, поехать на юг поездом?!

— Знаешь, дорогой, сколько дней тебе придется ехать на юг? Сейчас скажу. Если от областного центра, Тюмени, досюда я ехал на поезде 36 часов, то на юг ты будешь добираться две недели.

— Это-то мне и нужно, — отвечал Сергей. — Знаете, зимой на дорогу в автобусе или микроавтобусе из города до места работы мы тратим иногда полтора часа.

— Ну и что? — сказал Анатолий.

— Ну, это означает для нас «оторванность». Нас иногда охватывает ностальгия по Большой земле. Мы здесь находимся на дне бывшего моря. И все тоскуем по Большой земле. Но кто может сказать, что он чувствует оторванность? Ты садишься в самолет, и через несколько часов оказываешься в Москве или Ленинграде… Ты даже не успеваешь закончить разговор с соседом, как слышишь голос стюардессы: «Через несколько минут мы приземлимся в…» Может быть, это скрытая форма тщеславия, но здесь я чувствую время и пространство, которые отделяют меня от столицы или, скажем, от родных мест, по солнцу, которое всходит и заходит для меня на два или три часа раньше. Едучи в поезде, я могу измерить это расстояние в днях, проведенных в пути, и вырастаю в собственных глазах: я что-то значу… А когда человек чувствует, что он что-то значит…

Никто ему не возражает.

В свои 45 лет Василий Верблюдов считается старожилом города. Он живет здесь 10 лет с женой и тремя дочерьми. Одна из них уже замужем. Василий, чуваш по национальности, приехал из Татарии, оставив там дом и сад, по которым и теперь нет-нет да взгрустнет. Но жизнью здесь он очень доволен.

— Среднюю дочь, — говорит он, — мы отдали в музыкальную школу.