Байкало-Амурская магистраль

— Я полагаю, тепло!

— Чудесно. Но и сыро. Очень сыро. И комары. 85 процентов территории занимают озера, остальное — пески и песчаные почвы. Дороги? Не было ни одной. Мы выстлали их из нескольких слоев бревен, уложенных на песчаную подушку. Позже шоссе и улицы стали делать из железобетона, прибегая к созданию искусственного слоя вечной мерзлоты. Метод дорогой, но иного выхода не было. Как это делается, я вам объясню позже. Жили в вагончике. Старший сын, который родился на Украине, — ему сейчас 16 лет — болел. Но со временем закалился. Младший — ему два года-приспосабливается лучше, но теперь, зимой, за ним нужен глаз да глаз: как только удирает из дома на улицу, раздевается и начинает купаться в снегу: научился у старшего брата. Это, конечно, неплохо, но он чересчур увлекается.

Итак, я окончательно сменил ударение и остался в «сердце озер». Тогда в городе было 26 тысяч жителей, теперь — 150 тысяч. Раньше здесь находился поселок, основанный в 1908 году коренными жителями — ханты, которые принадлежат к угро-финской группе. Они были рыболовами и охотниками. Но какими охотниками! Однажды мы со своими товарищами-буровиками отправились на охоту — куда-то за 80 километров. Нас было двенадцать человек. Мы проходили целый день и… никакой добычи. Мы не подстрелили даже ни одного глухаря — птицы глухой и, как здесь говорят, глуповатой. У обитателей тайги ведь тоже есть свои хитрости и уловки. Поблизости находились местные охотники. Девушка-ханты — на вид ей было лет 15 — приблизилась к нам, не говоря ни слова, и протянула руку, чтобы мы дали ей ружье. Я дал. Она подождала, когда появится стая птиц, вскинула ружье одной рукой и подстрелила одну за другой восемь птиц. Затем она удостоила нас следующим «комплиментом»: «Берите их и уходите скорее, а то вся тайга заплачет от жалости к вам».

— Вы видели фильм «Большой риск»? Нет? Это волнующий фильм. Во всяком случае, для нас, кто работает здесь. В нем рассказывается о том, как велась здесь тяжелейшая работа по изысканию наиболее оптимального варианта разработки месторождений. Очень немногие верили в успех. Но люди, начавшие буровые работы, пошли на большой риск и победили. Многие из них живут здесь до сих пор. Десять человек — лауреаты Государственной премии СССР. Условия работы были очень тяжелы: надо было вычерпывать или засыпать болота, укреплять песчаные участки; а дороги, я вам говорил, мостили из бревен. Когда по ним проезжали грузовики, бревна ходили ходуном — как клавиши у рояля. Но «музыка» была не очень-то веселая. Выезжали на машинах к местам, где строились площадки для буровых вышек, и больше приходилось толкать застрявшие машины, чем ехать. Но когда есть увлеченность и энтузиазм, то «музыку» грохочущих бревен, заменявших асфальт, можно и вытерпеть.

— Итак, что же вас удержало здесь? Может быть, более высокие заработки?

— Есть три вещи, без которых, если их не взять вместе, трудно будет понять присутствие здесь как мое, так и десятков тысяч людей, которые съехались со всего Советского Союза и обосновались здесь. Это прежде всего чувство долга, энтузиазм, ну и, конечно, хорошие заработки.

Володя резко останавливает машину.

— Как поедем? — спрашивает он.

Появляется карта, следует продолжительная дискуссия, и выбирается дорога, но… неверная. Есть здесь дороги, построенные недавно, с множеством перекрестков и бесконечных объездов. Есть дороги, проложенные по краям почти всегда покрытых льдом болот. Чтобы добраться от одной буровой до другой, находящейся, если взять по прямой, в двух-трех километрах, то приходится петлять, как в лабиринте, пока не накрутишь десятки километров. Тот же Володя выводит нас из затруднительного положения: он срезает путь и направляется по прямой, через замерзшее болото. Слышится треск и грохот, подобный разрывам снарядов: это под нами ломается лед. Мы обливаемся потом, как в парилке. А когда вспоминаешь, что на улице минус 46 градусов, становится смешно.

Подъезжаем к «бабушке», и Сергей Ефимов предлагает сделать короткий привал. Сергею, инженеру — специалисту по буровым работам, 27 лет, но лицо у него как у подростка. «Хорошо, что он отпустил усы, — подтрунивают друзья. — Теперь он выглядит старше и солиднее перед своими подчиненными».

«Бабушка»-это первая пробуренная скважина на Самотлоре. Ее установили в 1965 году.

— Когда родилась «бабушка», мне было всего 10 лет, — говорит Сергей. — Я понятия не имел о ее существовании. Но скоро познакомился с ней в студенческие годы, когда проходил здесь практику. Не требуйте от меня сравнений. Да и что тут сравнивать? Тогда Самотлор давал 300 тонн нефти в день. В 1981 году Нижневартовск произвел 206,8 миллиона тонн, то есть почти 34 процента всей нефти, добываемой в СССР.

Он делает паузу, вопросительно смотрит на нас и затем спрашивает Славу Петухова, корреспондента «Правды» в Бухаресте, правильно ли он перевел. И чтобы удостовериться, выводит эти цифры на клочке бумаги.