От мыса Кадильного и почти до самой Бугульдейки почти весь берег, за исключением отдельных мест, неприступен со стороны моря: отвесные стены скал опускаются прямо в лед. Несдобровать, если горняк подхватит тебя в этом районе! На берегу уже не найдешь спасения, потому что выбраться на берег просто невозможно. В одном месте, неподалеку от мыса Соболева, по самому карнизу отвесной скалы проходит узкая тропа, единственная на этом участке скалистого берега. Тропа эта находится на высоте около двадцати метров над морем и носит название «Чертов мост». Рассказывали, что когда-то на этой тропе, на самом узком участке, где едва можно идти Соком, чуть ли не носом к носу встретились человек и медведь. Встретились в сумерках. Человек был без оружия, да если б оно и было, вряд ли смог бы его использовать, не рискуя свалиться со скалы от неосторожного движения. Человек замер. Остановился и медведь. Несколько часов они простояли друг против друга. И вероятно, как рассказывают охотники, зверь принял неподвижность человека за выражение храбрости и силы. Медведь отступил и хотел повернуть назад, но сорвался с тропы и разбился насмерть.
Ближе к Бугульдейке берег становится положе, и сопки словно отступают от Байкала в глубь материка. К полудню, если доверять карте, мы прошли половину пути. Под прикрытием мыска я разложил костер. Айвор за гужевые труды получает пять рыбин. Мне — котелок чая и кусок вареной лосятины. На свежем воздухе аппетит принимает угрожающие размеры, а впереди еще долгий путь. С трудом подавляю в себе желание заварить еще котелок чая. Айвор расправился с рыбой и ждет добавки. Для него пять рыбешек, что слону груша! Ездовые собаки в рассказах Джека Лондона получали корм два раза в сутки, но попробуй выдержать взгляд этой скорбной, опущенной физиономии! Даю ему еще пару рыбешек и, махнув рукой на все предосторожности, завариваю еще котелок чая. И ровно через час этот котелочек дает себя знать. Ноги постепенно налились тяжестью, одежда под курткой повлажнела от обильного пота, лицо сразу заиндевело. Все чаще тянуло подольше передохнуть на санях, а солнце валилось за горный хребет, и силуэт мыса, за которым была Бугульдейка, еще маячил далеко впереди. Дорого обошлось бы мне это чаепитие, если б внезапно подул лобовой, северный ветер. Но на мое счастье, до самого вечера все тот же теплый шелонник ласково подталкивал меня в спину.
Горы потускнели и подернулись дымкой сумерек. Еще только обогнув мыс, я заметил на берегу какие-то строения, но последние километры до них оказались куда длиннее, чем весь пройденный путь. С Колокольного мыса я вышел не позже шести утра, а через двенадцать часов только еще подползал к огромным штабелям бревен, сложенным на берегу, не доходя поселка. От штабелей пахло свежим смольем древесины. Далеко впереди маячили огоньки, но идти к ним у меня, уже не было сил. Я сидел на выветренной промерзлой земле, и мне было решительно все равно, что будет дальше. Я не мог сделать больше ни шага. Айвор привалился ко мне и спокойно посапывал.
За ближним штабелем неожиданно взревел мотор, и, переваливаясь с боку на бок, из-за угла выбрался лесовоз. Громыхая цепями, он немного проехал и остановился, ослепив меня светом фар. Двигатель приглох и ровно застучал на малых оборотах. Хлопнула дверца, и, разбрасывая гремящую гальку, освещенные рассеянным светом фар, ко мне двинулись два здоровенных сапога. Их владельца я различил, когда он опустился на корточки около меня. Молодой парень в промасленном ватнике, от которого уютно пахло табаком и соляркой. Сдвинув на ухо шапку, парень таращился на меня, как на воскресшего утопленника. Я молча смотрел на него, а Айвор, не двигаясь, шевельнул ушами и показал парню клык.
Минут через десять громыхающий МАЗ притормозил в центре поселка, около просторной избы. Шофер выволок из кабины мой рюкзак, я вытолкнул Айвора и сам еле сполз с подножки. Над освещенным крыльцом в деревянной рамке красовался лист жести с аккуратно выведенными буквами: «Заезжий дом Бугульдейского леспромхоза». Над дверью небольшой плакатик: «Добро пожаловать».
16 марта.
Заезжий дом, или Дом для приезжих, — просторная русская изба-пятистенка. В комнате печь, ряд кроватей, стол, стулья, тумбочки, на окнах занавески. Почти в каждой сибирской деревне есть такой дом для гостей. Приехал ли ты по делу или просто из любопытства к этому краю, днем или ночью, для тебя всегда отыщется место, где можно отдохнуть, привести себя в порядок с дороги, а вечером, за кружкой чая, послушать новости и разговоры случайно встретившихся здесь людей.