Мы ещё километра не протопали, как приятели принялись канючить, что не нравится им такое приключение. На штанины снега налипло по килограмму, ледяные кристаллы в ботинки набились, вниз стекают, носки мокрые, спина мокрая, шапки набок...
Вася был чуть более оптимист, он сказал: «Ну ладно, придем, печку растопим, согреемся. Воды в колодце наберём, чай заварим!»...
Я иду, молчу. Это же не деревня, это дача! Откуда там печка?! Электроплитка на две конфорки. И колодца отродясь не было. На колонку с 40-литровой флягой на тележке катались черти куда...
Шли, шли, пришли. Основная дорога между домишками в одну полосу почищена, а за забором, на участке снега – по пояс. До калитки кое-как руками докопались, распахнули ее наружу, а толку?! До самого домика – полуметровая белая дрянь. А лопата спрятана под верандой. Чтобы до этого места добраться, нужно ещё час копать...
Лица у приятелей погрустнели и стали недобрыми. Чувствую, что сейчас меня будут бить.
— Вот так нужно! – говорю.
Ложусь на наст и качусь в сторону домика. Не проваливаюсь.
Аттракцион! Докувыркались все, лезу в нычку, ключа нет...
В апреле, думаю я. В апреле найдут родители мой окоченевший жалкий трупик... Но к счастью вспоминаю дедову хитрость: вытягиваю из оконной штакетины пальцами два хитрых гвоздика, вынимаю одно из множества стеклышек, просовываю внутрь руку и открываю замок изнутри. Победа!
— А чё, печки не-е-ету?! – гундят одноклассники, войдя внутрь.
— Нету! – обвожу взглядом кухоньку, – зато есть... суп!
И я ловким движением фокусника выхватываю с полки пакетик с гадостью быстрого приготовления, в котором вместо макарон – смешные звёздочки, а вместо морковки и мяса – невнятные сморщенные комочки.
— А вода-а-а-а?!
— Так снегу же полно! Натопим... – и я незаметно щёлкаю выключателем, проверяя, есть ли электричество. А то – всё!
Лампочка загорелась, плитка заработала, снегу натопили.
...Это был невероятно вкусный суп. Просто сказочно! Сошло за приключение...
***
В детстве я думал, что мой папа - самый высокий в мире.
У папы был дембельский альбом с бумажными матовыми страничками между альбомными листами, на фотках папа стоял в форме в обнимку с разными другими солдатами из ракетных войск стратегического назначения. И он всегда был выше них всех. 181 сантиметр.
А потом я вырос и стал 193. Так странно.
В детстве я очень любил, чтобы папа катал меня на шее.
Как-то, когда мне было уже лет одиннадцать, папа уехал в золотоискательскую артель на заработки. Его не было почти год. Я за этот год стал взрослым и самостоятельным. А когда увидел его, выходящим из автобуса, сразу сказал: «Понеси меня на шее?!»
И он поднял, посадил и понес. По-моему, мои пятки били ему по животу, такой я уже был здоровый. Но стыдно мне не было ни грамма.
Потом, когда я стал 193, мне очень нравилось при встрече обнимать папу и немного приподнимать. И папе не было стыдно.
Я с детства знал, что папа очень сильный. Точнее, жилистый. Он борол на руку всех, кого я знал, даже огромного красномордого дядьку по кличке Шульц.
Папин папа – мой дед – имел восьмерых детей и прожил 96 лет. Я знал, долгожительство передается по наследству. Это у нас в крови.
А потом папа умер. Ему было 57 лет. Мама привезла его из Крыма с оранжевыми белками глаз и жёлтой кожей. Рак желчных протоков IV степени. Билирубин в крови.
Как-то утром, прежде чем убежать, я заскочил в спальню, где он лежал, а он сказал:
— Все, сынок, кончаюсь!
— Да прекрати, – ответил я.
Через час вернулся, а папа кончился.
Я не плакал. В то время я читал кучу эзотерической литературы и четко знал: папа ушел в мир иной, и мы ещё поболтаем. Да и ... 57 лет ... не так уж и мало.
Сегодня многим моим друзьям около 60, и я понимаю: они вполне себе молодые, сильные мужики. Им есть, что показать, и есть, что рассказать.
Года через 4 на очередной избирательной кампании мы привели кандидата в какие-то мэры на завод. Встреча с людьми, видеосъемка, все такое.
И мы зашли в цех термистов. Точно такой же, в каком работал мой папа на ЧАЭС. И термопечи точно такие. И мужики ходят такие же. С такими же лицами. И мне показалось: сейчас из-за вон той печи выйдет папа. А он не вышел.
И тут меня накрыло. Держусь за стену, вдохнуть не могу. Нету. Папы больше нету. Нигде. Мы с ним не поговорим. Никогда.
А плакать нельзя, нужно держать лицо, сто человек вокруг. Постоял-постоял, да и пошел потихоньку. Один. Сто человек вокруг, а я один. Папы нет.
Сколько бы я мог ему сегодня задать вопросов! Когда и сам многое понял. Сколько бы рассказать. Как бы мы шутили! Как бы вместе… да что угодно. Но папы нет...
На днях шел с коллегами. Все примерно моего возраста. Один достал мобильный и говорит: «Привет, пап! С днем рождения!» И мне так завидно стало, прямо, до слез...
Разговаривайте с родителями. Сегодня. Сейчас!
***