В нашей школе учился дурачок. Я понимаю, все подумали, что их там были сотни, тут не поспоришь, но Федя был приметный. Был он года на три младше нас, но в росте не уступал. Длинный, вечно пришибленный, корявый, ссутуленный, смотрит в пол, а если не в пол, то глаза мечутся, как курица по дороге. Речь невнятная, словно камни жует.
Надо ли говорить, что над ним постоянно издевались? Одно благо, в коридорах он появлялся редко, а, возможно, и вообще в здании школы. Во всяком случае, я с ним практически никогда не сталкивался.
Как-то идем частью класса, а навстречу Федя.
— Здорово, Федя, – кричит Кот, – Расскажи нам про первобытных людей?!
Глаза Феди вспыхивают радостью, и он тут же начинает что-то бубнить про австралопитеков, питекантропов и прочих неандертальцев.
Но, конечно же, его не слушают, все просто движутся мимо дальше. Федя медленно «тухнет».
— Прикинь, – говорит Кот. – Он не просто идиот, он – идиот, сдвинутый на древнем мире… мне Безганс подсказал… Это ва-а-аще!
Я же в тот момент только закончил читать дилогию Жозефа-Рони старшего «Борьба за огонь» и «Пещерный лев».
— Древний мир – это интересно, – отвечаю…
На этом и закончили.
И тут буквально на следующий день я по пути на остановку вижу бредущего впереди меня Федю. Догоняю его.
— А что ты еще знаешь про древнейшую историю?
— Всё! – скромно отвечает Федя.
— Расскажи?!
И началось. Палеолит, каменный век, синантропы, кроманьонцы, затем откат в меловой период, мезозойскую эру, всплыли тираннозавры, бронтозавры, археоптерикс и тому подобное.
Федя махал руками, половину слов терял вместе со слюнями, но это была самая интересная лекция по истории, какую мне приходилось слышать…
***
В восьмом классе у меня было 365 прогулов уроков за год. Я запомнил цифру, потому что она соответствовала количеству дней в году. Выходило, что я прогуливал по одному уроку в день. Однако меня никто не наказывал, потому что на фоне остальной нашей банды я был примерным учеником. Николаевка, что тут добавишь...
День у нас начинался со встречи на кухне у Старика. «Стариком» старик стал не из-за возраста, а из-за седой прядки в цыганской шевелюре. Как правило, первый урок прогуливался по умолчанию. Исключение составляли несколько предметов с особо злобными учителями.
В 8-00 мы садились играть в «Дурака» и по ходу игры решали, на какой предмет стоит явиться...
...Немка была очень доброй пышной сорокалетней блондинкой, любительницей глубоких декольте. Несколько раз за урок ее грудь пыталась выбраться из тюрьмы и немка аккуратным движением мизинчика заправляла все добро обратно. Пацаны были в восторге.
...Химичку звали Вильма Христиановна. Вообще, немецких имён было на удивление много в далёкой Сибири. Впрочем, как украинских и литовских. Результат советской политики высылки неугодных.
Вильма Христиановна детей не любила.
Как-то раз, сидящий со мной рядом Васька Белов, положил голову на руки и уснул на парте. У Вильмы была привычка бродить между рядами. Обычно я в такой ситуации контролировал процесс и в нужный момент его будил, но тут так увлекся рисованием в тетради, что провтыкал. Вильма подкралась и что есть силы шарахнула по парте указкой. Васька вскинулся в испуге, выхватил у училки указку и вмазал той по бедру. Сломал указку...
Директор – мужик – принял испуг спросонья за убедительное оправдание, обошлось записью в дневнике о ненадлежащем поведении. Странно, что у Васьки вообще нашелся дневник. Тетрадь у нас, как правило, была одна на все предметы.
Математику в 8 классе я не сдал. На пересдаче препод – высокий дядька с кучерявыми итальянскими волосами – одновременно принимал у меня ответы и играл с тремя десятиклассниками в шахматы. На трёх разных досках. При этом школьники сидели за фигурами, а математик – рядом со мной. Все три партии он держал в уме. В двух случаях он поставил мат, а затем из жалости одарил меня тройкой и выпроводил. Результат третьей партии остался мне неизвестен.
После этого экзамена я стал относиться к точным наукам вообще и к математику в частности гораздо лучше. Раньше мне казалось, что этому преподу на всех школьников глубоко нас&ать. Теперь я понимал, что не на всех, а лишь на арифметических тупиц типа меня.
На три летних месяца – на каникулы – математик всегда уходил в запой. Много лет одна и та же программа. Три сезона – гений, один – животное... Его потом выгнали из школы.
...Физичка была нашей классухой. Она была никакой. Что-то бубнила, оттарабанивая урок, вне зависимости от того, насколько нам интересно. Но у нее было ноу-хау. Иногда урок она начитывала на плёнку бобинного магнитофона, включала нам такую аудиолекцию в начале занятия, и на 40 минут куда-то смывалась. В принципе, всех устраивало. В классе в это время происходил саморегулируемый беспредел. Каждый творил, что хотел, но в меру громко, чтобы не привлекать внимание директора, чей кабинет находился рядом.