Байки доктора Данилова 2

— А у тестя он будет орать: «уйду людей мучить», — говорила старший фельдшер Федотова, ненавидевшая Кочергина по глубоким личным мотивам (когда-то она упустила шанс из Федотовой стать Кочергиной).

С наступающим!

28 апреля считается днем рождения службы скорой медицинской помощи в России и профессиональным праздником — Днем работников скорой медицинской помощи.

На Энской столичной подстанции работал фельдшер Боря Сорокин. И был у Бори пунктик (а кто из нас не без греха?) — он не мог покупать сахар. Вот не мог отдавать за этот прозаический продукт свои кровные гроши, как заработанные, так и вымогнутые на вызовах. Но при этом Боря любил сладкий чай, чтоб не меньше трех ложечек с верхом на стакан.

Вообще-то на «скорой» народ простой и душевный. Другие там не особо приживаются. Забыл, к примеру, человек дома паек, так народ его в складчину поддержит — не голодать же на дежурстве. Жена фордыбачит — так найдется, кому утешить. Муж объелся груш и не оказывает внимания — кто-то из коллег заполнит пустоту в душе. Но при всей простоте нравов есть одно строгое табу — чужого без спросу брать нельзя. Даже если хозяин сахара на вызове, а тебе приспичило выпить чаю, нельзя отсыпать сахарку и потом в этом признаться. Сначала спроси, а пока не спросил то этого сахара или чего-то другого для тебя не существует. Надо сказать, что подобная строгость оправдана, поскольку есть грани, через которые нельзя переступать, ибо обратного пути не будет.

Боря не только внаглую брал чужой сахар, доверчиво оставленный на кухонном столе, он еще мог и чужой шкафчик скрепкой отмыкнуть для того, чтобы отсыпать грамм двести себе в пакетик и унести домой. А что делать, если дома нет сахара? Покупать? Ой, не смешите, а то я просыплю… Когда Борю стыдили, он отвечал: «Ну как же вам не стыдно из-за трех ложек сахара кипиш поднимать?». И смотрел при этом ясным ленинским взглядом с характерным прищуром. У народа опускались руки. Ну не бить же его, козла этакого, за три ложечки сахара и даже за десять.

Сильнее всего бесцеремонная Борина простота бесила доктора Абашидзе.

— Нет, я не жлоб! — горячился Абашидзе, стуча волосатым кулаком в широченную грудь. — Мне сахара не жалко! Что такое сахар? Пустяк! Но мне неприятно, что этот паразит залезает ко мне в шкафчик как в свой собственный марани![4] И даже «извини-спасибо» не говорит, как будто я обязан его сахаром снабжать!

Однажды потомок суровых аджарских князей решил отомстить Боре и придумал страшную месть перед которой блекли все деяния графа Монте-Кристо. Сахар, как известно, белый, кристаллический и имеет выраженный сладкий вкус. Много чего к нему можно подмешать так, чтобы примеси остались незамеченными. Абашидзе и подмешал. И оставил баночку с сахаром на кухонном столе, вроде бы забыл убрать в шкафчик перед отбытием на вызов.

Разумеется, никого он в свой план посвящать не стал. Знают двое — знает свинья, да и вообще кроме Сорокина никто на подстанции чужого без спросу не ополовинивал. Абашидзе уехал на вызов со спокойной душой, твердо зная, что месть его будет адресной. Невинный не пострадает.

А вот теперь давайте оставим Абашидзе в покое и поговорим про диспетчера Любу Сиротину. У Любы был сахарный диабет второго типа. Как она сама считала, развившийся на нервной почве. И в тот самый день Люба забыла пообедать, потому что дежурство выдалось крайне беспокойным, настоящая запарка была.

При этом таблетки свои, стимулирующие выработку инсулина, Люба выпить не забыла, забыла только поесть. И вспомнила об этом только тогда, когда ее «повело». Резко рухнула концентрация глюкозы в крови — выработку инсулина простимулировала, а обеспечить организм глюкозой, то есть — пообедать, не удосужилась. Нужно было срочно съесть немного сахара, иначе — кранты.

Своего сахара у Любы, разумеется, не было. На хрена диабетику сахар? Но на кухонном столе очень удачно нашлась баночка, забытая доктором Абашидзе. В обычных условиях Люба никогда не взяла бы чужого сахара без ведома владельца. Но сейчас был исключительный случай, а в исключительных случаях можно поступиться некоторыми принципами. Люба съела пару столовых ложек и сразу же почувствовала себя лучше.

Но вышло по Гайдару (тому, который Аркадий) — и все бы хорошо, да что-то нехорошо. Спустя некоторое время Люба ощутила сильный двойной позыв, да такой, что еле успела добежать до туалета…

Живот крутило, мочевой пузырь сокращался примерно столь же часто, как и сердце, а посадить на свое диспетчерское место было некого — заведующая уехала на Центр, старший фельдшер болела, а другой старший фельдшер, который по аптеке, уехал вместе с заведующей. И все бригады были в разгоне. На подстанции, кроме Любы, были только охранник Вова и кастелянша Марьванна. Вова — тупой, как пробка и не может оставить пост у входа. Марьванна — пьяная после традиционного обеденного возлияния. Вот и пришлось Любе выкручиваться самой — бегать между туалетом и диспетчерской, где попеременно звонили телефоны и «свистела» рация.