— Во-вторых, прибыль от продажи унесенного получит не капиталист, а мы, марксисты. И употребим ее на борьбу с прогнившим царизмом.
— Архиинтересно! А где третий заяц?
— Своими действиями мы вовлечем рабочих непосредственно в революционную борьбу.
— Здорово!
— Голова!
— Ай да Лева-еврей!
— Стоп, стоп, стоп! — успокоил соратников Владимир Ильич. — А что мы будем делать с этой самой продукцией?
— Я мог бы ее продавать и вкладывать деньги в кружок, — скромно предложил Лева.
— Что ж — попробуем! — подвел итог пролетарский вождь. — Кстати, тут у нас еще вопрос с товарищем Железняком. Я давно замечаю его стремление к лидерству.
— Рвется в командиры!
— А давайте сделаем его начальником караула. С правом на ношения оружия.
— Правильно! Правильно! — загомонили соратники. — И достойно, и мешать не будет.
— Я согласен, — расплылся в довольной улыбке матрос-партизан.
Матросские будни
Едва матроса Железняка определили в караульные начальники, как поведение его сильно изменилось.
Откуда-то со свалки он приволок старый и ржавый пулемет «Максим» с кривым дулом и все свободное время посвятил восстановлению разбитого оружейного агрегата. Он его вычистил, выкрасил, смазал солидолом колеса. А искривленный ствол аккуратно выправил деревянной киянкой.
Он приделал к пулемету длинную ручку и катал по конспиративной квартире, словно выгуливал на поводке любимую собачку. Когда же садился, то ставил пулемет у ноги справа прицелом вперед, словно сторожевого пса.
В случае тревоги он научился мгновенно разбирать его и определять в мешок, который с помощью каркаса внутри походил на обычный мешок с картошкой.
И это еще было не все.
На занятиях он вел себя беспокойно.
Он прятал руки под стол и ритмично двигал ими, раскачиваясь всем корпусом. Время от времени он затихал, откидывался назад, и на лице у него появлялась блудливая улыбка.
Лева обратил на это внимание вождя.
— Получаете удовольствие? — осведомился марксистский вожак у активного матроса.
— Ага! — подтвердил тот. — Полирую!
— Что-то вы, батенька, раненько. Революция-то еще впереди.
— А я к ней и готовлюсь.
— Как?
— А вот!
Матрос-партизан распахнул пиджак, и все увидели, что вместо брючного ремня талию обнимает пулеметная лента с торчащими головками боевых патронов, отполированных до зеркального блеска.
— Чтобы точнее стрелять, — пояснил он.
Матрос-партизан потер о бархотку очередной патрон и вставил его в обойму за поясом.
Красный сатин
Помнится, распевали мы в юном возрасте забавную пионерскую песенку:
И действительно — так и было. Пионерский галстук, если кто не застал, имел цвет флага — красный.
Галстук был треугольным. У него имелось два острых конца — они как бы символизировали пионерию и комсомол. И тупой — он обозначал как бы партию.
Если кто-то углядит в подобной схеме намек — напрасные хлопоты. Зря стараетесь. Тупой угол применительно к партии вовсе не намекает на тупость партийных рядов.
Тупой — это в смысле широкий, большой. А острые углы — это углы маленькие. Понятно, что большой — это больше маленького. А стало быть, партия, которая соотносится с тупым углом — это партия крупная, значительная. А пионерия и комсомол — углы острые — пониже и пожиже.
Общая же связанность всех углов в одном галстуке означает единство, неразрывность и общность людей, сплоченных этими организациями. При главенстве партии тупого конца.
Вот казалось бы: обыкновенная косынка, бабы головы покрывают, а обвяжи ею шею, привлеки марксизм — и каким глубоким смыслом все наполняется!
Галстук цвета флага — это понятно и объяснимо. А почему флаг красного цвета? На это говорили, что, мол, потому что кровь красная.
И вот тут появляется целый ворох вопросов.
Если флаг цвета крови, то крови чьей?
Крови врагов? Мы хотим показать свою безжалостность и беспощадность? Что готовы все вокруг залить ради достижения своих идеалов кровью врагов? Не слишком ли много чести врагам? Да и перебор с кровожадностью.
Или наоборот. Пожертвовать своей кровью, что бы добиться своей цели? Мы, мол, если надо, за ценой не постоим?
И тоже как-то не очень. Людей бы беречь надо. А не пускать в расход по случаю и без.
Так все-таки, почему наш флаг стал красным?..
Инициативу Бронштейна рабочие приняли на ура.
Одно дело отдать гривенник — денежка хоть и небольшая, а своя. И уже в кармане лежала. И совсем другое — унести что-то с работы. И чужое, и там его много.
И пролетарии понесли все подряд.
Лева удачно торговал и менял принесенное на живые деньги. Пролетарии радовались экономии. Довольны были все.
Поскольку процесс этот активно приближал к будущей счастливой жизни, которая звалась коммунизмом, то и назвали его созвучно — скоммуниздить.
Пролетарии коммуниздили все, что плохо лежит. Бронштейн превращал это в деньги. Марксистская жизнь в кружке цвела и пахла. Однажды мануфактурная работница принесла тюк красного сатина. Бронштейн, как обычно, хотел забрать его себе. Но Владимир Ильич не позволил.