А случилось то, что при посадке пути двух главных российских марксистов едва не разошлись. Едва. Но не разошлись. Вместо этого в их узкой командирской компании возник третий персонаж.
А случилось вот что.
В то время политических и уголовников селили отдельно. Боялись, видимо, царские сатрапы их смычки или чувствовали, что при скрещивании марксизма с бандитизмом возникнет неодолимая сила. Поэтому их разводили.
При посадке в тюрьму революционеров погнали в их камеру. И тут Лева Бронштейн учудил. Он отступил в сторону. Уклонился. Потом он объяснил, что якобы замешкался, потому что развязался шнурок.
— А ты что не идешь? — удивился вертухай. — Ты разве не с ними?
— Вообще-то я как бы с ними, — объяснил Лева. — Но моя концепция отличается. Наши разногласия носят идейный характер, что подтверждает отсутствие консенсуса по принципиальным вопросам. Поэтому вполне уместна оценка, что я не с ними.
Тюремный человек очумело покрутил головой:
— Ну, раз так!.. Шагай!
И втолкнул бедного Леву в камеру уголовников.
Лева переступил порог и поприветствовал своих будущих сокамерников привычным жестом — вскинул руку и дружелюбно произнес:
— Здравствуйте, товарищи!
— Здорово! — удивленно отозвались те. — Ты какой масти-то будешь?
— Я — революционер! — гордо сообщил Лева, не вполне понимая, куда он попал.
— Какой гусь! — изумились уголовники, впервые наблюдая столь дивную фигуру. — А деньги у тебя есть?
— Нам, революционерам деньги не нужны. Мы сражаемся за идею.
— Плохо! — констатировали преступные элементы. — Придется отрабатывать.
И они скопом двинулись на него.
— Вы что? Вы о чем? — нервно вскричал Лева.
— Подождите! — осадил сокамерников усатый кавказец с рябым лицом. — Скажи, а что такое революция?
— Это свержение царского строя!
— Царя не будет?
— Не будет.
— А кто вместо него?
— Будет власть народа.
— Мужиков?
— Рабочих и крестьян.
— Значит, мужиков. А кто в начальниках?
— Выбранные всем народом люди.
— И нас могут выбрать?
— Всех! — уверенно заявил Лева и блудливо отвел глаза в сторону. — Потому что все будут равны.
— Как? Не будет ни мужиков, ни паханов?
— Нет.
— А богатые?
— Исчезнут. Их богатство раздадут на всех.
— Выровняют? — уточнил рябой.
— Именно так.
— А откуда же мы будем брать деньги? — заволновались уголовники. — Как добыть себе на жизнь и пропитание?
— Работой! Исключительно работой!
— Постой, братва, он же хочет всех нас превратить в мужиков и шестерок!
— И лишить куска хлеба!
— А если не будет царя, кто даст амнистию?
— Опустить его! Запетушить! Его место у параши! — угрожающе загудели сидельцы.
— Постойте! — снова остановил всех рябой. — Сказка про революцию — это плохая сказка. А пусть расскажет нам хорошую.
— Да! Пусть расскажет! Хорошую!
— Какую еще хорошую! — возмутился Лев. — Революция — это не сказка. Это реальный исторический процесс!
— Хорошую давай! — взревела братва.
— Я не знаю никаких сказок!
— А расскажи эту… Про трех мушкетеров, — порекомендовал кавказец.
— Да я! Да вы знаете! — раскипятился Лева.
— Не советую спорить, — покачал головой кавказец. — Я ведь знаю — у тебя деньги есть.
— Откуда?
— Ты в лавках торгуешь. Мои ребята тебе после эксов товар носят.
— Но сказка про трех мушкетеров длинная!
— А мы не спешим.
— Сделай нам театру, — потребовали аборигены.
— Что это — театру?
— С выражением, в лицах, — ласково подсказал усатый. — Ну!
Бедный Лева огляделся по сторонам и не увидел ни одного приветливого лица. И ему пришлось смириться.
Весь день до глубокой ночи пересказывал он бессмертное произведение Александра Дюма. К вечеру у него сел голос, дрожало в груди и гудело в голове. И все же он остался доволен вниманием, которое выказали ему слушатели. Которые тоже были удовлетворены.
— А ловко этот стекляшки стибрил…
— А ихнего главного попа как надули…
— А этот, этот!.. Как его? Атас…
— Правильная сказка, — подвели итог слушатели.
В знак уважения Леве выделили верхнюю полку прямо над вожаком. Уснуть он никак не мог.
— Товарищ — свесил он голову вниз. — А что мне завтра делать?
— Продолжать.
— Я же все рассказал.
— Есть еще «Двадцать лет спустя…». И три раза по «Десять…». Устрой людям праздник.
— Каким людям! Какой праздник! — взвизгнул измученный революционер и неожиданно продекламировал: — «Кавказ подо мною…»
Усатый кавказец внимательно посмотрел на него.
— Жаль!
— Что жаль?
— Поэта, — пояснил тот. — Великого русского поэта — Михаила Юрьевича Лермонтова. Столько мог сделать, а прожил так мало…
После этих слов кавказец шумно зевнул, повернулся к стене и очень скоро задышал ровно. А бедный, несчастный Лева всю ночь не мог сомкнуть глаз. Зато наутро у него было готово решение.
Троцкий
Едва прозвучал сигнал побудки, как Лева забарабанил в дверь камеры.
— Чего тебе? — недовольно пробурчал вертухай, заглядывая в глазок.
— Хочу сделать важное сообщение.
— Ну, делай.
— Только не в штаны! — заржали сокамерники, прислушивающиеся к разговору.
— Меня при аресте не отвели в баню и не подвергли санитарной обработке.
— И что?
— Дело в том, что при предварительном осмотре у меня выявлено наличие насекомых-паразитов в волосяных покровах тела.
— Подумаешь!