Байки из роддома

Данилову приходилось встречать врачей, снисходительно или даже полупрезрительно относившихся к своим коллегам со «скорой помощи». Ничем, мол, эти «таксисты в белых халатах» на врачей не похожи. Они больше по больницам возить умеют, чем правильные диагнозы ставить и правильно лечить.

Лет пять-шесть назад в гостях некий кандидат наук, невропатолог из Первойградской больницы при Данилове назвал врачей «скорой» разъездными коновалами. Данилов заметил, что подобные заявления можно услышать только от идиота с дипломом медвуза, а не от врача. Кандидат-невропатолог оскорбился и предложил Данилову продолжить разговор на лестничной площадке. Данилов вышел, аккуратно, чтобы не переусердствовать (то есть не ломать костей), дал оппоненту в нос и вернулся к застолью.

Гавреченкову хотелось дать в нос не сдерживаясь, так, чтобы кости захрустели, превращаясь в крошево, а для остановки кровотечения понадобился бы килограмм ватных тампонов и километры бинта.

Дождавшись, пока главный врач закончит свое «импровизированное» выступление, Данилов медленно поднялся на ноги, чувствуя на себе взгляды всей аудитории.

– Прошу слова! – Для надежности Данилов спрятал кулаки в карманах халата.

– Пожалуйста, Владимир Александрович, – разрешила Нижегородова, явно думая, что Данилов намерен покаяться и пообещать впредь никогда-никогда, и так далее.

– Спасибо. – Данилов перевел взгляд на главного врача. – Совместная работа с вами убедила меня, Алексей Емельянович, в том, что вы не слишком хорошо разбираетесь в акушерстве и гинекологии, а уж о анестезиологии и реанимации вы судите на уровне студента второго курса…

– Вы забываете, с кем говорите! – Только что усевшийся на свое место Гавреченков вскочил и обернулся к Данилову. – И вы забываете, где мы находимся.

– Вам хочется пригласить ко мне психиатра? – усмехнулся Данилов.

Часть аудитории рассмеялась в открытую, не таясь. Другая часть поспешила прикрыть рты руками.

– Мы поговорим после заседания! – взвизгнул Гавреченков.

– Почему же? – С деланым недоумением Данилов пожал плечами. – Вы принародно высказались в мой адрес, так почем же я не могу отплатить вам той же монетой?

– Справедливое суждение! – высказался Клюквин.

Вознесенский, сидевший в четвертом ряду, дотянулся до Данилова и несколько раз дернул его за халат – садись, мол, не выступай. Данилов не обратил на это никакого внимания.

– Я не раз давал наркоз на ваших операциях, Алексей Емельянович, и скажу откровенно: как профессионал вы не состоялись. Главный врач из вас тоже не очень-то получился. Вы не можете руководить, вы можете кричать, оскорблять, приказывать, наказывать, но вряд ли все это называется руководством. Я не собираюсь утомлять народ примерами, но если вы настаиваете…

Гавреченков не настаивал. Он с ненавистью посмотрел на Данилова, покачал головой и сел на свое место.

Данилов тоже сел. Он сказал все, что хотел сказать. Не оправдываться же, в самом деле, доказывая коллегам, что ты – хороший анестезиолог.

Данилов не считал себя по-настоящему хорошим анестезиологом. Но и дураком он себя не считал. Более того – Данилов твердо знал, что он не дурак. И уж тем более не пофигист.

Стоило только Нижегородовой объявить заседание законченным, как Гавреченков отыскал в толпе сотрудников Данилова и громко сказал:

– Владимир Александрович, пойдемте со мной.

– Не лезь на рожон, – услышал Данилов за спиной голос Вознесенского, но отвечать ничего не стал.

Следом за Гавреченковым он прошел по коридору, миновал пустую приемную и очутился в кабинете главного врача.

Здесь появилось нечто новое – большая фотография в хромировнной металлической рамке, висевшая на стене выше прочего «иконостаса» – почетных грамот, которыми был награжден родильный дом. На фотографии Гавреченков, оскалившийся, как самурай во время атаки, пожимал руку столичному мэру на фоне какого-то скопления людей в строгих деловых костюмах.

«Наш пострел везде поспел», – подумал Данилов.

Уселся он, не дожидаясь приглашения, – был уверен, что главный врач не предложит. Отодвинул стул, слегка развернул его и уселся в свободной позе.

Гавреченков плюхнулся в кресло, положил руки на подлокотники, и, словно напитавшись сил, обрушился на Данилова:

– Что вы себе позволяете, доктор? Вы нахамили мне во время конференции…

– Заседания комиссии, – машинально поправил Данилов.

– Без разницы! В ответ на мою критику вы позволили себе демагогические заявления…

– Тогда почему же вы не разоблачили меня прямо там, на глазах у всех?

– Я не намерен превращать заседание КИЛИ в балаган или поле для сведения счетов! – Гавреченков хлопнул ладонью по столу, но на Данилова это не произвело ровным счетом никакого воздействия. – И хочу предупредить вас, что мы, кажется, не сработались!

– Я это давно понял, – ответил Данилов. – Еще во время первой совместной операции.

– Очень хорошо. – Гавреченков помолчал, собираясь с мыслями. Было заметно, что он ожидал другого ответа. – Знаете что, Владимир Александрович, я с удовольствием подпишу ваше заявление об уходе и даю слово, что мои отзывы о вас будут положительными.