Байки из роддома

– Не сомневаюсь, что вы с удовольствием подпишете мое заявление об уходе, Алексей Емельянович. – В «фоновой» группе на фотографии Данилов разглядел Целышевского, председателя Департамента здравоохранения, и единственную среди заместителей мэра даму, фамилию которой он не помнил. – Но вот в отношении положительных отзывов – сильно сомневаюсь. Да и бог с ними, с отзывами. Я пока не собираюсь увольняться.

– Вам решать, – недобро скривился главный врач, барабаня пальцами по подлокотникам. – Я предложил разойтись по-хорошему.

«Психуй, Емеля, – твоя неделя», – переиначил Данилов старую поговорку.

– Если вы намекаете на народную игру в три строгих выговора и одну статью, то я вам очень, очень не рекомендую. Поводов я вам не дам, а если вы их выдумаете или создадите сами, можете быть уверены – шум выйдет грандиозный.

Данилов с большим удовольствием наблюдал за пыхтящим от ярости главным врачом. Поединок стал напоминать ему айкидо, где сила нападения умело оборачивается против самого нападающего.

– Вам так нравится у нас работать? – удивился Гавреченков. – Вот уж не подумал бы!

– Не очень, – честно признался Данилов. – Но я уйду тогда, когда сам сочту нужным. А не тогда, когда вам этого захочется.

– Алексей Емельянович… – на пороге появилась секретарь.

– Я занят, Ольга Евгеньевна! – отмахнулся Гавреченков.

Дверь тихо закрылась.

– Я не понимаю вашей позиции, Владимир Александрович! – Гавреченков развел руками. – Но – вам решать, вам жить. Можете идти.

– Спасибо, Алексей Емельянович. – Данилов сменил ироничную улыбку на довольную. – Давно ни с кем по душам не разговаривал. Блаженство!

Гавреченков с демонстративной деловитостью зачиркал ручкой в настольном органайзере. От сильного нажима рвалась бумага, но главный врач словно не замечал этого.

– К Алексею Емельяновичу можно войти? – спросила Ольга Евгеньевна вышедшего из кабинета Данилова.

– Конечно, можно, – разрешил Данилов.

«Чем я занимаюсь? – подумал он. – Только и делаю что хамлю главным врачам. Надо бы порыться в руководстве по психиатрии – не описано ли там подобное извращение?»

Против ожиданий никто из коллег не стал интересоваться разговором с главным врачом. Только Вознесенский на ходу спросил:

– Остаешься?

– Остаюсь, – подтвердил Данилов.

И все – не было ни любопытства, ни ободрения, ни тем более порицания. «На «скорой» было бы иначе», – подумал Данилов и дал себе слово в ближайшую свободную субботу или воскресенье непременно заглянуть на родную подстанцию. И в самом деле, сколько можно – с прошлого года собирается, да все никак не соберется проведать бывших коллег.

Можно было заехать и сегодня – сразу после работы, но Данилов представил себе, как появляется на подстанции в шестом часу вечера с двумя бисквитно-кремовыми тортами в руках. В гараже, разумеется, не будет ни одной машины, а на подстанции – никого, кроме диспетчеров и Елены. Нет, лучше уж с утра – так хоть будет возможность пообщаться с отработавшей сменой.

У него потеплело на душе от картины визита на родную подстанцию. Данилов представил, как он, не торопясь, проходит по гаражу, заходит в диспетчерскую, затем обходит комнаты отдыха, созывая всех на кухню для скорого чаепития. Интересно, многое ли изменилось за время его отсутствия? Да скорее всего, ничего и не изменилось, иначе Елена бы рассказала об этом. Нет, все равно все изменилось. Ведь раньше он был выездным врачом, а теперь – всего лишь гостем. Но все равно приятна даже мысль о том, что надо навестить бывших коллег…

Заканчивая с сегодняшней писаниной, Данилов почувствовал сильную потребность отвести душу в узкой мужской компании.

Полянский, как обычно, долго не отвечал на звонок, но наконец в трубке послышалось его приглушенное:

– Да?

– Привет, мученик науки!

– Привет. – Полянский продолжал говорить тихо. – Что-то срочное?

– Когда освобождаешься? – Данилов понял, что Полянский отбывает время на очередном кафедральном заседании или на очередной конференции.

– В шесть – точно.

– Тогда в полседьмого – на ноге у башки! – Данилов и сам не помнил, когда к нему прилипло это уже не популярное московское жаргонное выражение.

– Буду. – Полянский отключился…

Место, в которое его привел Данилов, Полянскому поначалу не понравилось.

– Вот уж не думал, что в центре Москвы может быть такая дыра, – сказал он, скользнув взглядом по обшарпанным стенам и остановившись на колченогих разномастных стульях. – Ну и ну!

– Зато здесь пельмени лепят сами, а не в супермаркете покупают. – Данилов подтолкнул приятеля в спину. – И есть нефильтрованное пиво. Хорошее.

– Ладно, уговорил. – Полянский снял куртку, повесил ее на спинку одного из стульев и опасливо уселся – стул устоял. – Если уж нефильтрованное…

После пятой порции пельменей, на сей раз начиненных телятиной и грибами, Полянский в сытой истоме откинулся на спинку стула и выдал заключение: