Байки негевского бабайки. Том1

царь опять пошел на плядки.

И признаюсь что, увы,

Все мужчины таковы.

А царица тосковала,

но, однако, осознала,

разглядев свое белье,

что задержка у нее.

То ли подвели таблетки,

то ль в календаре отметки,

то ли, воли супротив,

царь сломал презерватив.

Но считаться нужно с фактом:

поспешила с неким актом,

сбилась с верного путя

и под осень ждет дитя.

Посмотрели повитухи,

и пошли в столице слухи,

что, уж верно, к октябрю

сына ей рожать царю.

На траве роса искриться,

родила дитя царица.

Ну, понятно, что сынок:

вон пиписка промеж ног!

Аккуратненький ребенок,

точно бройлерный цыпленок:

за троих исправно жрет.

В две недели стал как в год!

Девки шепчутся стыдливо

про ручонки шаловливы.

И растет и вверх, и вширь -

сразу видно – богатырь.

А свекровь, гадюка, злится,

подвывают ей сестрицы:

– Вот растет урод, в натуре,

на защиту нашей дуре!

Шлют письмо царю во стан:

мол, 'Порадуйся, Салтан!

Молодая плядовала

где попало, с кем попало.

У нее отныне СПИД,

и с шпиёном датским спит.

не хранила царско тело,

и от негра залетела.

Если явиться приплод-

то взбунтуется народ!'

Царь Салтан как раз во стане

двух шалав ипал по пьяни.

Как к нему гонец вбежал,

он одну на уд сажал,

а вторая в центре зала

воеводе пуй лизала.

На письме сорвав печать

царь велел гонцу: "Молчать!

Нет покоя мне нимало

Переписка заипала!

Что ни день, то шлют гонцов.

Здесь война, в конце концов!

То министры, бусурмане,

то, едри её, маманя.

Все, садись! Пиши ответ:

'Здравствуй, матушка, мой свет!

Рад был твоему письму,

Токо смысла не пойму.

Ты хотя бы на войне

Не ипала мОзги мне.

Мне сейчас не до жены.

Через год вернусь с войны,

и тогда, без писдежу,

всем виновным засажу.

Враг напал со всех сторон,

но уже понес урон.

Кажный день за жисть страны

Мы живот ложить должны,

Наседает супостат

(уд засунув девке в зад).

То в атаку, то в отход

двигаемся взад-вперед.

и рискуем здесь поймать…

Зачеркни, ипёна мать!

Я прорвался в тыл врагу,

Жаль, что кончить не могу.

В жестких схватках изнемог.

Уж не чую рук и ног.

Стой, стреляю! – Крикнул он.

Враг у стана! Шашки вон!

Бьет к атаке барабан.

Жди трофеев! Твой Салтан.

Целый час ревел, как лось.

Кончить вновь не удалось

Вот гонец письмо доставил.

две сестрицы, против правил,

вскрыв над паром письмецо

сели думать на крыльцо

как бы так им исхитриться,

чтоб верней сгубить царицу.

– Подменить письмо? – На раз!

А в него вложить указ…

– Утопить в дерьме сестрицу!

–Да никто не согласиться.

–Я придумала сейчас!

Предоставить ей баркас,

и отправить на баркасе

к папе с мамой восвояси.

В день ненастный, перед штормом.

– Станет баба рыбам кормом!

В днище дырку осторожно…

– И гуманно, и надежно!

Как решили, так и было:

Мать царя письмо открыла

при боярах в день туманный

и прочла указ обманный

Приказала строчки эти

ото всех держать в секрете.

Кто расскажет – пишдобол

И получит в опу кол.

Среди ночи мать с дитятей

похватали словно татей

Помоляся, в час второй,

кинули в баркас с дырой,

Несмотря на непогоду

опустили в бурну воду

И на утлом сем челне

отпустили по волне.

Ночь ненастная настала,

на волнах баркас кидало

то с волны, то на волну.

Эдак враз пойдешь ко дну.

Тут открылась дырка в днище,

и вода фонтаном свищет.

Полчаса без сильных мер -

и "Сушите весла, сэр!"

Крикнул сын: "Какой мудак

здесь устроил нам бардак?

Ты ли, царь морей Нептун,

старый траханый пердун?

Ты физдуй своей дорогой!

Наш баркас, Нептун, не трогай!

А не то, как утону -

глаз на опу натяну,

И заставлю им моргать!

Ты ферштейн, ипёна мать?

(Где таких он слов набрался

я, друзья, не разобрался.

Может, в царские хоромы

вкрался слесарь незнакомый,

и, пока трубу варил,

вслух при детях говорил?)

Распахнул Нептун ипало,

и, видать, очко сыграло.

Хоть и царь морской он, но -

не железное оно.

Волны сразу ниже стали,

в небе звезды заблистали,

месяц путь пробил во мгле

и баркас пошел к земле.

Даже течь, под шум прибоя,

ссохлась вдруг сама собою.

Так бывает иногда:

может целкой стать пишда,

коль молиться капитально,

хоть у пляди привокзальной.

Вот баркас пристал ко брегу.

Нет ни пищи, ни ночлега.

И царевич щурит глаз:

– Эх, пожрать бы – в самый раз!

Может здесь полно зверья?

Но ни лука, ни копья.

Коль не конен, не оружен -

на пуя кому ты нужен…

Из трусов достал резинку,

тельный крест свернул в дробинку.

(Сложно, думаешь? Ну, прям!

Хули нам, богатырям?!)

И покрался вдоль ручья -

подстрелить хоть воробья.

Лишь поднялся по пригорку -

видит дивную разборку:

Под ракитовым кустом

лебедь дергает хвостом,

а вокруг, тряся гузком,

ходит коршун голубком.

Приседает и кивает,

по-людски увещевает:

– Ах, красавица, довольно!

ну, отдайся добровольно!

Не вертись и не шуми,

только хвостик подними.

Я уж так тебя хочу -

за разок озолочу.

А лебедушка прекрасна

в крик кричит: "Я не согласна!

Ах ты, старый педераст!

пусть тебе гадюка даст!

Ты лукавством братьев всех

Подло ввел в содомский грех.

Ты и дядьку совратил.

Дядька герпес подхватил.

Горе всей моей родне!

А теперь пристал ко мне?

Сгину старой девой в сплине,

Но не дам тебе, скотине!

Тут царевич загундел:

– Это что за беспредел?

Эй, козел, тебе не ясно?

Видишь – дама не согласна!

Что ты пялишься, как лох?

Ну-ка быстро – хенде хох!

Чтоб видней в дальнейшем было,

Можно в глаз, а можно в рыло!

И дробинкой из рогатки

прямо коршуну в сопатку!

Ярким пламенем пылая