Выслушав доклад, Иван Игнатьевич закурил. А курил он весьма своеобразно. Держал сигарету большим и указательным пальцем, причем докуривал ее до самого конца, всегда обжигая пальцы.
Сделав очередную затяжку, он сказал: «Скази мне, Солоненко, Неузели когда-нибудь, например в двух-тысясьном году, селовесеская мысль дойдет до такого соверсенства, сто, как только солдат приблизится к забору без увольнительной записки, из него сразу зе выскосят две зелезные руки, скрутят и отправят на гауптвахту. А из компьютера насяльника караула вылезет записка об аресте с песятью и подписью насяльника стаба?».
На проверке
Рота старшего лейтенанта Солоненко сдавала проверку. Зайцев, который был назначен туда проверяющим, обвел тоскливыми после вчерашнего коньяка глазами присутствующий личный состав и безапелляционно заявил:
— Ну сто, Солоненко, рота, откровенно говоря, сла-а-абенькая.
— Не хотите ли чаю, — спросил ротный, предварительно наполнив графин коньяком.
— Нет, Солоненко, не хосю.
Потом подумал и решил, что чай хоть как-то облегчит состояние здоровья и согласился. Солоненко протянул ему приготовленную конфету. Зайцев тоскливо взглянул на него и протянул: «Не на-а-до».
— Сяй хоть холодный?
— Холодный, товарищ полковник.
Зайцев налил полный граненый стакан и начал пить. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Солоненко даже усомнился, коньяк ли там. Спокойным движением поставил стакан и протянул под столом руку за конфетой.
Тем временем бойцы что-то отвечали. Зайцев был безучастен. Выпив еще полстакана чаю, он сказал:
— Ты знаес, Солоненко, я осибался, рота в селом сянет на хоросую осенку.
— Нет ли у тебя толкового взводного, стобы он принял проверку у остальных?
— Есть, товарищ полковник. Лейтенант Якимовский.
— Ну, занимайся, лейтенант, — сказал Зайцев, — а мы пока с ротным расположение посмотрим и подумаем, как роту отлисьной сделать.
В каптерке роты был накрыт стол. Увидев его, Иван Игнатьевич оживился и с уверенностью сказал что рота может вполне претендовать на звание отличной.
Уже за столом он рассказал анекдот про проверяющего, который никуда в полку не ходил, но в конце проверки написал очень четкий отчет обо всех недостатках. «Откуда Вы все знаете? — спросил его командир полка. — Ведь вы дазе из моего кабинета не выходили». А тот ему отвесяет: «Сынок, я сам этим полком шесть лет назад командовал, думаю, нисего не изменилось».
— Вот так и я, если сейсяс пойдем, показу, где бойсы батальона связи на сердаке гразданку прясют.
— Наливай!
Лак
Иван Игнатьевич за два-три года перед увольнением в запас получил квартиру в городе Тбилиси, но жилищу требовался ремонт. Стройматериалы в советскую пору, как впрочем и все остальное являлись дефицитом. За дефицит можно было переплачивать, если знаешь кому, либо доставать его как-то иначе.
В кабинете Солоненко раздался звонок из штаба Округа. Звонил Иван Игнатьевич:
— Послусай Сорлоненко! Не знаес ли ты, где достать сесть банок польского бесцветного бесплатного импортного лака?
Зарабатывая что-то для части, бойцы заработали и нужный лак. Для Зайцева было не жаль.
Беги, предатель!
В ходе учений группы специального назначения зачастую получали задачи, которые выполнить, ведя только поиск или наблюдение, весьма затруднительно. Кроме того, у настоящего спецназовца склонность к авантюрам в крови. Поэтому группы частенько действовали, используя официальный термин, «с частичной легализацией», переодеваясь в форму пехотинцев, танкистов или ракетчиков, против которых им приходилось работать.