…Под утро в квартире Синюхина раздались настойчивые звонки. Теща поплелась в прихожую. А через несколько секунд в квартиру влетели несколько людей в милицейской форме. Невзирая на полураздетую жену, растормошили Синюхина в кровати. Антон и приподняться не успел, как ему на запястья «браслеты» нацепили. Вывели на кухню и словно дубиной по голове:
— Вы, гражданин Синюхин, обвиняетесь в покушении на убийство.
— Какое покушение? Вы меня с кем-то путаете! — стуча зубами ответил ничего не понимающий Синюхин.
— Водку «Юрий Долгорукий» в литровой бутылке вчера вечером приносили своему начальнику цеха?
— П-приносил, — сознался Синюхин, — Это не взятка — п-презент.
— А в ту водочку, какой отравы подмешали?
— Зачем мне подмешивать? — не понял обвинения Синюхин.
Милиционеры сделали ехидные улыбочки и переглянулись.
— Он ещё дурака из себя корчит! Не отвертитесь, Синюхин. Мы уже допросили всех челнов вашей бригады и сделали вывод, что вы хотели отравить своего начальника цеха из-за личной обиды. Из-за того, что только вам не повысили производственный разряд. Отомстили, так сказать…
— Убивец! — выпалила теща, стоящая в дверях кухни и внимательно следившая за разговором.
— Да вы с ума сошли! Я эту водку даже из коробки не вынимал. Как купил в магазине, так и передал её Виктору Павловичу. Вы у него спросите!
— В том-то и оно, что спросить не можем. Ваш Виктор Павлович с тяжелым отравлением теперь «отдыхает» в реанимационном отделении. В каком магазине брали водку?
— На Заводской улице. В ликероводочном.
— В каком часу?
— После работы это было. Около семи вечера.
— Продавца помните?
— Ну а как же! Девица такая вся из себя расфуфыренная.
— Скорее всего самопал продавали, — сказал один милиционер другому.
— Надо ехать к открытию и арестовывать всю партию, — ответил коллега и, взглянув на обескураженного Синюхина, спросил, — А с этим что будем делать?
— С собой возьмем. Для опознания. Собирайтесь, гражданин Синюхин, поедете с нами.
Синюхин потряс руками в наручниках:
— Как же я штаны надену?
Наручники с Синюхина сняли. Три часа, которые он находился в отделении милиции, нервно курил одну за одной сигареты. На голодный желудок. А потом они поехали на задание. На Заводскую улицу, где находился ликероводочный. Синюхин сразу указал пальцем на девицу, которая вручила ему самопального «Долгорукого». Милиционеры носились по помещениям магазина, кричали на продавцов, перетаскивали ящики с водкой. И никому из них до Синюхина не было дела.
— А мне теперь что делать? — обратился он к старшему по званию.
— Тебе? — переспросил страж порядка, — Можешь идти домой. После вызовем как свидетеля. По факту продажи фальсифицированной водки.
— И все? — удивился такой быстрой развязке Синюхин.
— Мало? Можем привлечь и как взяткодателя.
— Это не взятка была — презент!
— Иди, иди! Потом разберемся. Презентатор!
Синюхин поплелся на завод.
— Звездец твоему пятому разряду! — участливо вздохнул бригадир Митрич. — Вообще, Синюхин, тебе лучше подать заявление на увольнение по собственному желанию. Не то начальник цеха тебя с дерьмом сожрет. Как пить да уволит по тридцать третьей.
— Как пить дать уволит. — согласился Синюхин, — Кстати, как он там?
— Говорят, оклемался. А ты, Синюхин, форсируй, форсируй. Беги в отдел кадров пиши заяву.
Синюхина не уволили. Кадровик не стал брать на себя такой ответственности и решили подождать выписки из больницы начальника цеха. Тот заявился на работу через неделю. Заметно похудевший. Сразу распорядился вызвать Синюхина.
Ни жив ни мертв Синюхин перешагнул знакомый порог и предстал пред тусклые очи своего начальника.
— Сукин сын ты, Синюхин! — сказал начальник цеха.
— Да, сукин сын, — согласился Синюхин.
— Ну тогда иди.
— Куда?
— В бригаду, на свое рабочее место. Ты что думаешь, что я буду разбрасываться квалифицированными рабочими пятого разряда?
Синюхин дернулся, но около порога замер.
— Виктор Павлович, меня ведь к уголовной ответственности как взяткодателя хотят привлечь…
Начальник цеха впервые улыбнулся:
— Не привлекут. Я следователю сказал, что сам тебя за водкой посылал. Иди, работай.
Лягушатинка
В константиновской избе, где когда-то родился и жил Есенин, душно. То ли от чрезмерно наполненной гостями, то ли от души натопленной печки. А скорее и от того и от другого. Кто-то декламировал стихи:
Краем глаза я заметил, как Женька осторожно просачивается к выходу. Уже нахлобучил шапку. «Вот гад, — подумал я, — никак без меня решил заложить!» В машине оставалась маленькая фляжка коньяка. И стал тоже протискиваться к выходу.
— Ну по глотку? — вздохнув свежего морозного воздуха, желанно предложил я на высоком деревянном крылечке.
Рядом с Женькой, облокотившись локтями на перила, стоял пожилой мужик с обгрызенной папироской.
— А что пить-то? — удивленно поднял на меня глаза Женька.
— Как что? Коньяк. В машине, в бардачке.