Они уже и камешками в крокодила кидались, надеясь того на искомую агрессию побудить, и даже большой веткой, с соседнего дерева оторванной, в него бросили. Но нет, и камешки, и ветка, о крокодила, как о пустой сундук, с глухим стуком плюхнувшись, в сторонку отскакивали, никакого эффекта не производя. Дрыхнет себе рептилия и ухом не ведет. Парни даже поматериться на него пробовали в надежде, что это такой же эффект, как на местных жуликов, произвести сможет. Не сработало. Потому, видать, не сработало, что крокодил грузчиком в порту никогда не работал и активного участия в обучении русскому языку никогда не принимал. Ну незнакома была ему речь Лермонтова, профессора Капицы и дикторов центрального телевидения. Слон, особенно сильно крокодиловой недвижимостью расстроенный, даже плюнул в него в сердцах, где-то в глубине души надеясь на то, что хотя бы такое смертельное оскорбление крокодила положение туши поменять заставит. Не-а! Не шевелится, туша ленивая, хоть ты плачь! Даже, сволочь такая, глазом не моргнет. Да что там не моргнет! Животная этот глаз на них даже открывать ленится. А уж про то, чтобы, к примеру, лапкой махнуть или зубами звучно клацнуть, а может, и порычать для острастки, даже речи никакой не идет. Лежит себе бревно бревном. Дмитрий даже одну свою знакомую из далекого прошлого вспомнил.
Ну и Слон, еще одним камешком для ровности счета в крокодила метнув и никакого движения на стороне рептилии не вызвав, безапелляционно постановил: «Сдох, бедолага. Отмучался, сердешный». И, немного помолчав в подобающем трауре по усопшей животине, решил, что никому хуже от его групповой фотографии с дохлым крокодилом совершенно точно не будет. Решил – и одним махом через бамбуковый штакетник перемахнул. Слон как-то рассказывал, что однажды в кишлаке под Баграмом, от брошенной в него гранаты уворачиваясь, перемахнул трехметровый дувал в полной выкладке, к тому дувалу даже руками не прикасаясь. Так что тут в одних шортах и шлепанцах на босу ногу метровый плетень из бамбука перепрыгнуть для него труда не составило вовсе. Вторым прыжком грациозной антилопы Слон перескочил через водную преграду, так ненадежно отсекающую крокодила от страждущих туристов, и, оказавшись на островке крокодильего уединения, навис над недвижной рептилией. Нагнувшись к по-прежнему неподвижной тушке, Слон принюхался, с шумом втянув в себя воздух, после чего торжественно сообщил Дмитрию, что гадина воняет, а стало быть, точно сдохла! Дмитрий же, решив, что крупный план можно и нужно снимать в непосредственной близости от происходящего, проделал тот же самый путь, что и Слон, с неменьшей скоростью и грациозностью.
Возможно, в тот день было как-то по-особенному жарко, а может быть, этому крокодилу на завтрак вместо одной, как отдыхающему труженику, сразу трех куриц выписали, а может и все в комплексе, но только разморило его на жаре так, что он и в присутствии потенциального обеда признаков жизни подавать не желал. И тогда не желал, когда парни, австралийского Данди-крокодила изображая, ему на спину поочередно для лучшего ракурса то правую, то левую ногу ставили. И даже когда Слон для яркой фотографии, ноги на песочке по-турецки сложив и локтем в крокодиловую спину уперевшись, всем своим центнером на него наваливался. Очнулся же бедолага, когда взбодренные алкоголем концессионеры пожелали более активного участия крокодила в проистекающей фотосессии. Дмитрий, усевшись на длинный крокодиловый хвост, для начала припал на его спину в братском объятии, а после стал приподнимать бедолагу за шею, оттягивая на себя и назад, бултыхая его же лапками в воздухе, припевая при этом: «Мальчик, мальчик, потанцуй!» А Слон, оттерев Дмитрия от тушки и настаивая на том, что теперь его очередь «в Генку поиграть», подхватил несчастного крокодила поперек туловища и стал подбрасывать его в воздух, пытаясь, видимо, изобразить парящего птеродактиля. В этот момент у близкого родственника друга Чебурашки случился глубочайший культурный шок и смещение мировосприятия. Голос предков и инстинкты, накопленные за миллионы лет, хором орали ему, что два этих недоразумения по большому счету ничем, кроме как обедом, считаться не могут, а обеду положено убегать, прятаться и обязательно бояться. Очень сильно его, крокодила, бояться. А эти что? Не боятся совершенно, вдаль на бешеной скорости смыться не норовят и, как раз наоборот – всячески его, высшего хищника Африки, теребят и что-то там такое на непонятном языке покрикивают. И мало, что покрикивают, так еще за хвост хватают и куда-то потащить норовят. Он, бедолага, сотни раз от своей незабвенной мамочки слышал, что с едой играть нельзя, но чтоб еда играла с тобой?! Это ли не шок и полный вынос мозга?