Байки старого еврея

Свадьбы бывают разные. Прежде всего – по большой обоюдной любви, что, как ни странно, не гарантирует крепости уз. Бывают и просто по любви, даже не обоюдной: мол, стерпится – слюбится. И бывают свадьбы по расчёту. У партнёра или партнёрши хорошие связи либо прописка в хорошем городе. Не факт, что подобные браки недолговечны, как и свадьбы, если так можно выразиться, по неосторожности. Это когда перед будущим, несомненно, счастливым – а куда он денется – женихом встаёт гамлетовский вопрос: быть счастливым мужем и буквально сразу же отцом или не быть ни тем, ни другим, но, возможно, сильно покалеченным? И, опять же, не факт, что и этот брак будет скоротечным. Жизнь, знаете ли… А ещё бывает брак во спасение, как побег, как укрытие. Вот о таком браке моя байка.

Служил со мной один парнишка, как и я, из Ленинграда. Как и я, не отличник ни боевой, ни политической подготовки. Оба мы не рвались получить лычки, а старались при случае сачкануть. Служба наша проходила в Кандалакше, за полярным кругом. Население города в основном составляли люди, чудом выжившие в ГУЛАГе, и их потомки. Я это к тому, что «человек с ружьём» особой любовью не пользовался. По этой причине самоволки были практически исключены. Что оставалось делать защитнику Родины в редкую минуту отдыха? Правильно, пить водку. Не знаю причины, по которой от меня, моего друга и ещё нескольких, прямо скажем, разгильдяев решили избавиться. Но однажды нам сообщили о переводе в новую, только что образованную часть. Мы по наивности даже обрадовались, решив, что разнообразие нам не помешает. Везли нас в теплушках, рассчитанных на восемь лошадей. Мы – не лошади, и нас в вагон затолкали сорок человек. Из уважения к чувствам тех, у кого осталось хоть какое-то уважение к Советской армии, я не буду описывать условия нашего путешествия. Скажу лишь, что, по словам знающих людей, заключённых перевозили в более комфортных условиях. Им хотя бы выдавали матрасы, нам же кинули тюфяки, набитые соломой, в таком состоянии, что мы предпочли спать на шинелях и ими же укрываться. И вот на горизонте показалась цель нашего путешествия, город Череповец. Радости нам это не прибавило. Ничего более жуткого за всю нашу короткую тогда жизнь мы не видели. Весь горизонт, от края до края, был утыкан трубами металлургических комбинатов. При этом каждая труба (так было задумано?) дымила своим цветом. Буквально в первые часы пребывания на новом месте мы поняли, какое счастье – ветер, особенно если он дует от города! В эти безусловно счастливые мгновения жители могли насладиться видом солнца! Обычно дым лежал на крышах пятиэтажных хрущёвок. Но ведь были, правда, немного, и восьмиэтажные дома. Как там жили люди? Как-то жили, они были советскими людьми. А советский человек не хнычет, советский человек благодарит: за счастливое, в ядовитом дыму, детство, за заботу о женщине-матери, умудрившуюся в этом дыму зачать.

Но я отвлёкся. Разместили нас в центре города, в бывшем общежитии. Главным достоинством нового жилища было то, что нас расселили по комнатам. Двери, естественно, тут же сняли, но это была уже не казарма. В комнатушки натолкали по четыре воина, но хоть и отдалённо, это напоминало сносное жилище. Не успели мы толком обжиться, как нашу общагу окружило плотное кольцо аборигенок. Ларчик, как всегда, открывался просто – они хотели свежих, не пропитанных ядовитым дымом парней. Явились они не просто так, а запасясь цивильной мужской одеждой. Некоторые, самые целеустремлённые, – с выпивкой, которую они недвусмысленно демонстрировали. Видеть это было и смешно, и жутко. Молодые красивые женщины зазывали мужиков. Вы скажете: бордель под открытым небом? А что им делать? Их сверстники, прожив двадцать – двадцать пять лет в этом ужасе, ни на что, кроме как поговорить, были негодны. У них был выход – найти солдата, не видевшего женщину год и более, крепкого, не пропитанного смрадным дымом парня или такого же, но более потрёпанного «химика». «Химиком», если кто забыл, называли осуждённого за мелкие преступления, отправленного вот в такие города на рабский труд.