Бакарди и долгая битва за Кубу

Аречабала» из Карденаса, к востоку от Гаваны, которая производила ром «Гавана-Клуб».

Семейство Аречабала, в отличие от Бакарди, не стало расширять свое предприятие по

производству рома за границы Кубы и, покинув остров после конфискации семейной

собственности, уже не смогло поддерживать работу фирмы. Вероятно, кубинские власти

понимали, что семейство Аречабала не окажет им сопротивления, и поэтому решили

сделать упор в новой ромовой индустрии именно на инфраструктуру «Аречабала» в

Карденасе, а не на старую винокурню «Бакарди» в Сантьяго. К 1970 году кубинское

правительство строило рядом с фабрикой «Аречабала» новую винокурню. А главное –

кубинские экономические власти предпочли сделать ром «Гавана-Клуб» экспортной

маркой для всех государственных предприятий по производству рома на Кубе. К 1973

году даже качественный ром, произведенный на старой винокурне «Бакарди», продавался

за границей с этикеткой «Гавана-Клуб», хотя ром, который производился для местного

потребления, по-прежнему назывался «Каней». Когда ром «Гавана-Клуб» с

революционной Кубы появился в Канаде, Мексике и некоторых странах Восточной

Европы, наследники Аречабала не стали протестовать, и кубинские власти начали

осторожно делать дальнейшие шаги.

Производство рома оказалось в числе светлых пятен на мрачном фоне

несостоятельной кубинской экономики. В 1972 году корреспондент «Нью-Йорк Таймс»

Герберт Мэтьюс снова приехал на Кубу и посетил старую винокурню «Бакарди» в

Сантьяго – он уже бывал здесь, поскольку прежде дружил с Пепином Бошем. Мэтьюс

попробовал тамошний продукт и написал, что, по его мнению, руководство предприятия

сделало должные выводы из тех трудностей, с которыми они столкнулись вскоре после

того, как компания была экспроприирована кубинскими властями. «Я как любитель рома,

- заключил Мэтьюс, - сказал бы, что качество его осталось прежним». Несомненно, такой

вывод рассердил Пепина Боша – но их дружба и без этого расстроилась уже много лет

назад.

Во время недолгого визита на старую винокурню «Бакарди» Мэтьюс определенно

не разглядел главного – того, как часто тамошние ветераны конфликтовали с

государственными властями по поводу планов производства рома. Усилия Мариано

Лавиня и других продвинуть экспорт кубинского рома в страны соцлагеря, очевидно,

увенчались успехом, поскольку в течение нескольких лет в этих странах был высокий

спрос на этот продукт. Государственные власти постоянно принуждали руководство

ромовых предприятий повысить производительность. Однако на старой винокурне

«Бакарди» они столкнулись с жестким сопротивлением самого Лавиня и Умберто Короны,

руководителя производства. Оба они отважно противостояли правительственным

чиновникам, которые требовали сократить длительность выдержки рома и разводить

выдержанный ром, чтобы его хватило на более долгое время – то же самое предлагал

несколько лет назад Че Гевара. Корона, который овладевал мастерством еще при Бакарди,

настаивал, что любые изменения в процессе выдержки или в рецепте рома приведет к

ухудшению качества. Когда в 1988 году кубинский журналист Леонардо Падура

интервьюировал бывших работников «Бакарди» в Сантьяго, они сказали, что

«бесконечная преданность» Короны в конце шестидесятых и в семидесятые годы

предотвратила «неизбежное крушение» сантьягского ромового наследия.

Корона изо всех сил сопротивлялся плану удвоить производство рома ради

бахвальства. На первый взгляд эта идея была вполне разумной, однако привела бы

к преждевременному разливу старых ромов. Умберто Корона отказался выпустить

даже литр рома, рецепт которого отклонялся бы от утвержденного, и тем самым

спас будущее ромовой индустрии в Сантьяго.

Однако старые бойцы эпохи Бакарди один за другим умирали или уходили на

покой. Мариано Лавинь скончался в 1977 году, проработав в ромовой промышленности

почти шестьдесят лет. Он до самого конца сохранял деятельный образ жизни и был

похоронен как герой Кубы – элегантная похоронная процессия отошла от дверей старой

винокурни «Бакарди», куда сотни работников пришли отдать последние почести ветерану,

и двинулась на кладбище «Санта-Ифигения» под покровом листвы и цветов. Старый

коллега Лавиня по «Бакарди» Альфонсо Матаморос уже давно уволился, не выдержав

постоянного вмешательства государства в процесс производства. Давно миновали дни,

когда ему доверили ключ от винокурни и он мог приходить и уходить на работу, когда

вздумается. Новая система была насквозь бюрократична и стремилась все

контролировать, и Матаморос стал всего-навсего очередным работником винокурни, от

которого требовалось соблюдать регламент, установленный министерством

промышленности.