Бакарди и долгая битва за Кубу

Куба вступала в эпоху после Фиделя, и ее будущее было тайной и для ее народа, и –

особенно – для тех кубинцев, которые покинули родину.

* * *

Амелия Комас Бакарди, праправнучка дона Факундо, вернулась на Кубу в апреле

2002 года – первой из Бакарди, осевших в Америке, более чем за сорок лет. Она давно

хотела показать своему мужу Роберту крошечный островок поблизости от Сантьяго, где

ей так славно жилось в детстве летом. Год за годом она проводила отпуск с мужем и

детьми в его родовом гнезде в Коннектикуте – и жалела, что от собственной родины у нее

остались только рассказы, например, о том, как они с сестрами, братьями и кузенами

Бакарди прыгали с террасы бабушкиного летнего домика прямо в прохладную воду залива

Сантьяго и ныряли за морскими звездами и ракушками. Амелия уехала с Кубы еще

подростком и даже не была уверена, что в летнем домике и в самом деле жилось так

восхитительно, как ей помнилось.

Чудесным апрельским утром Амелия и Роберт сели в Сантьяго на ржавый паром и

медленно двинулись в направлении Кайо-Смит – островка, где когда-то Бакарди

проводили лето. Кайо – это округлый холмик, драгоценным камнем лежащий в

сверкающих водах залива примерно в миле от старинной крепости Морро, которая более

трех столетий охраняла морские подступы к Сантьяго. На вершине холмика стоит

маленькая изящная беленая церковь. Завидев ее, Амелия расплакалась. Все было таким

знакомым – и контур островка на фоне окрестных гор, и сверкающая синева небес, и

неподвижность кубинского воздуха, и лодочники, которые беззвучно взмахивали веслами

вдали.

Кайо-Смит во многих отношениях не изменился с тех пор, когда семья Бакарди

проводила там свободное время. В 1959 году на острове не было автомобилей, а дома

строили на сваях у кромки воды, чтобы швартовать рядом лодки. Впоследствии fidelistas

переименовали остров в Кайо-Гранма в честь яхты, на которой Фидель с соратниками-

повстанцами приплыл на Кубу из Мексики, однако узкая улочка, окаймлявшая остров, по-

прежнему оставалась пешеходной, а дома по-прежнему строились на сваях. Однако когда

паром подплыл поближе, Амелия разглядела, что Кайо и его окрестности сохранились не

потому, что их специально сберегли, а скорее потому, что их забросили. Пляж, куда она с

подружками бегала купаться, в основном пустовал – неухоженный, заросший травой,

заваленный мусором. Заметив бабушкин дом, Амелия ужаснулась. Великолепная летняя

усадьба из ее детских воспоминаний превратилась в покосившуюся развалину. В окнах не

хватало стекол, в ржавой жестяной крыше виднелись дыры. На оконных переплетах еще

сохранились следы краски, но в целом дом, казалось, не красили уже давным-давно.

Столбики крыльца, похоже, совсем сгнили.

Сойдя с палубы парома, Амелия и Роберт свернули на мощеную булыжником

улицу, которая вела к ее старому дому и дальше вокруг всего острова. Они шли мимо

молодых людей, лениво развалившихся в тени баньянов, и Амелия задумывалась о том, не

приходилось ли ей играть с их родителями. Она была уже совсем седой, походка ее стала

медленной, и от этих трущоб ее отделяла пропасть. Семейное предприятие по

производству рома, которое основали в Сантьяго ее предки, превратилось в крупнейшую

семейную алкогольную фирму в мире, стоившую по меньшей мере миллиард долларов.

Амелия, ее акционер, была женщиной весьма состоятельной, много путешествовала, и на

Кубу она вернулась по совету высокопоставленного американского дипломата,

работавшего в Гаване.

Дверь старого летнего дома была заперта. На вывеске значилось, что здесь

размещен центр народных промыслов, но внутри никого не было, а окна были забраны

ставнями. Пока супруги рассматривали здание, появился невысокого роста жилистый

человек с кудрявыми седыми волосами – очевидно, его обеспокоило появление не в меру

любопытных чужаков.

- Что вы здесь делаете? – сердито спросил он. На нем были только шорты и

сандалии, и по темному бронзовому загару было видно, что он всю жизнь провел у воды.

- Осматриваюсь, - ответила Амелия. – Это мой дом.

- Ничего подобного, - возразил незнакомец в шортах. – Этот дом принадлежал

Качите Бакарди.

- Это моя бабушка.

Незнакомец вытаращил глаза.

- Ты Марлена? – воскликнул он взволнованно. - Лусия? – У Амелии были две

старшие сестры. – Амелия!

- Да.

- Я же Прики! – объявил он, расхохотался и распростер ей объятия. Мальчиком он

жил напротив дома Бакарди и постоянно играл с братьями-близнецами Амелии. Именно

Прики научил Амелию и прочих нырять за ракушками. Он обедал дома у Амелии, а

Амелия с братьями – у него. Теперь у него наметилось небольшое брюшко, но руки и

плечи были по-прежнему мускулистыми. Прики с женой, дочками и старенькой мамой по-

прежнему жили в том же доме, где он вырос, и он считал себя своего рода хранителем

собственности Бакарди.

- Гоняю взашей всякого, кто начинает тут что-то вынюхивать, - похвастался он.