Бах

«Какой-то французской пианистке удалось в Париже добиться у Рахманинова разрешения показать себя. Она сыграла ему труднейший этюд Шопена без единой ошибки. Рахманинов поднялся с кресла и «своим» французским языком произнес: «Pour I’amour de Dieu jouez une fausse note» («Ради бога, сыграйте хоть одну фальшивую ноту»). Потом, когда пианистка ушла, Сергей Васильевич пояснил: «Это же пианола, это не человеческое исполнение, надо бы хоть раз ошибиться…». (Н.А.Малько. Воспоминания о Рахманинове).

Как люди рассказывают друг другу о Бахе

Пастораль для органа BWV 590

Представим, что встретились два человека (приятеля, знакомых, да и просто случайно, скажем, в купе дальнего поезда или в салоне самолета). И в разговоре выяснили вдруг, что «любят» музыку Баха. Оба. Почему «любят» — в кавычках? Да потому, что за этим словом мы пока еще не ведаем — ЧТО стоИт. Сам черт порой не разберет — что это за любовь такая? И уж в словах ее, как мы не раз убеждались, весьма трудно описать… Так что пока мы возьмем этот глагол, означающий «нечто особое», в кавычки.

Так вот, люди встретились и разговорились. О той же любви. Давайте посмотрим, точнее, подслушаем, КАК и ЧТО они рассказывают ДРУГ ДРУГУ о Бахе. Вообще о музыке. Подслушивать, конечно, нехорошо. Но, мы, во-первых, из благих побуждений. А, во-вторых, частенько подслушивание происходит весьма органично. Естественно. Так как люди говорят порой, мало заботясь о том, слышат ли и слушают ли их окружающие. Да и окружающие вовсе не обязаны затыкать уши, если рядом (в том же купе поезда или в салоне самолета) идет задушевная беседа.

На мой взгляд, есть, по крайней мере, три формы, три жанра таких бесед. В первом варианте собеседники еще весьма мало знают о предмете своей страсти. Они — неофиты. У них еще не хватает слов, чтобы выразить свои чувства. Здесь обычно идет диалог, напоминающий игру в пинг-понг. После того, как твердо установлено, что обоим «нравится» Бах, следует примерно этакое «уточнение» в манере поочередных шахматных ходов:

— А Арию из сюиты ре-мажор вы слышали?

— Да, конечно! А вот Гольдберг-вариации как Вам?

— Слышал, и давно уже! А вот фа-минорная прелюдия из Соляриса? Хороша!…

— Да уж как же иначе?! Знаменитая! А я вот еще что слушал недавно…!

Ну и так далее… Долгим такой раунд не бывает. Так как не хватает «наработанного», прослушанного материала. До обсуждения самих чувств, всколыхнутых музыкой, дело еще не доходит. Собеседники словно прощупывают друг друга — насколько глубже (или, наоборот, мельче) погрузился партнер в предмет обсуждаемой темы.

Кстати, Бах для такого раунда не очень хорош. По сравнению, скажем, с Григом или Мусоргским. Так как его произведения обделены, как правило, звучными и запоминающимися названиями. А те, которые имеются, трудны и нередко малопонятны для неофитов. Тонкости отличий тональности ре минор от си-бемоль мажор, равно как сюиты от партиты им пока еще не по зубам. А ведь именно названиями любимых произведений им и приходится тут жонглировать! Поэтому так легко в подобной «неофитной» среде рождаются словно бы самопроизвольно названия, о которых сам старик Бах ничего не ведал. Типа «Воздух». Или «Аве Мария». На яркие, запоминающиеся и, главное, понятные наименования легче опираться!

Более серьезный разговор начинается там, где предметом дискуссий становятся чувства. Словно бы уже подразумевая как само собой, что тут и говорить!, — собеседники не выясняют, слышал ли ви-за-ви то-то, и то-то. Понятно, что слышал, раз «любит» Баха! А вот что за чувства у него проснулись под это слушанье? Как выглядит эта самая его «любовь»? Говорить о чувствах намного сложнее, чем о запомнившихся именах пьес. Это каждый подтвердит! Тут потребуется фантазия, будет привлечено, без сомнения, богатство языка (словарный запас), произойдет, возможно, глубокое самокопание и сопоставление своих душевных состояний с таковыми собеседника. На это не каждый пойдет и отважится!

Третий вариант (довольно разнообразный в своих проявлениях) предстает нам, когда беседу заводят люди из «разных весовых категорий» (относительно глубины знания, проникновения и понимания музыки). Здесь возникают самые неожиданные комбинации слушателей-собеседников. Например, а ну как дилетант встретится со знатоком? Или эксперт — с восторженным неофитом? Как протекают этакие беседы? Понимают ли люди в них друг друга? Хотя бы чуть-чуть! И опять мы натыкаемся на искусство «перевода» — с языка музыкального на язык обычный. Словесный. С музыки самой на ее интерпретацию силами слова…