Бах

В аэробусах специально придумали систему: каждое кресло снабжено наушниками, которые можно подключить к одному из, скажем, пятнадцати каналов. Хочешь — рок слушай, хочешь — эстраду, а вот, пожалуйста, и канал для любителей классики. Он почему-то идет под номером пятнадцать. Последний. И я, как только самолет лег на устойчивый курс над облаками, подключился к пятнадцатому каналу.

Там звучала Кофейная кантата. Звучала кусочками. В паузах какой-то бойкий немец комментировал эти кусочки. Как строптивая Лизхен, вопреки воле отца, рекламировала неведомый ранее, но модный в нынешние дни заморский кофейный напиток среди молодежи. И как ее мамаша, весьма добропорядочная бюргерша, тоже нашла в нем известный вкус. Бах, похоже, писал эту светскую кантату, будучи в приподнятом, я бы даже сказал, игривом настроении. Музыка порой просто искрится. Прямо не кофе, а шампанское какое-то!

Интересно, а что слушают остальные? Не провести ли тут заодно музыковедческое исследование? Узнать аудиопристрастия современных небесных пассажиров.

И я стал незаметно приглядываться к своим соседям. Дело в том, что номер музыкального канала, который в настоящую минуту включен, высвечивается в маленьком окошечке на подлокотнике. Так я старался углядеть — что же слушают пассажиры? Ради такого эксперимента пришлось даже словно бы праздно послоняться по салону, попросить чашечку кофе (как, однако, «Кофейная» кантата подействовала!) у симпатичной бортпроводницы, полистать журнальчики, лежащие на крохотном столике в тупике прохода. Бродя по проходу, отхлебывая кофий, листая журнальчик, я одновременно косил и шарил глазенками по окошечкам подлокотников — и фиксировал цифры.

Вот сидят двое молодых людей: он и она. Явно молодая пара. Может быть, летят в свадебное путешествие. Девушка, прижавшись доверчиво к плечу своего спутника, легкими ударами пальцев отбивает такт, и этого достаточно, чтобы уловить: они самозабвенно слушают рок. Вот солидная дама, в кольцах на руках и немыслимой шляпке на голове. Она отдала предпочтение эстраде, закусывая ее бисквитом.

А здесь молодой клерк в безукоризненном костюмчике. Этот явно поглощен джазом. Получается, что только глядя на типажи людей, я имею возможность угадать их музыкальные пристрастия? Так ли это? Да, очень часто так. Именно так. Как говорится, покажи, кто ты, — и я скажу, что у тебя внутри. И какую музыку ты любишь!

Но каково бывает величие несовпадений! Как отрезвляет нас удивительное несоответствие! Как неожиданно оно! И как странно порой…

Я подхожу незаметно к солидному джентльмену, в дорогих очках, с ноутбуком на коленях; явно какому-то большому руководителю не менее большой фирмы. Он сосредоточенно работает: видно, как длинные жесткие пальцы его бегают по клавиатуре маленького компьютера. Словно отстукивают такт. Он поглощен работой. Такому типажу вообще музыка не нужна!

В окошечке подлокотника, однако, сверкает цифра 15. Он слушает Баха. Незаметно вглядываюсь в экран монитора — там пусто! Джентльмен действительно погружен в глубину Кофейной кантаты…

А здесь мамаша дергает за рукав стриженого пацана, предлагая ему бутерброд. Пацану лет 14—15. Еще угловатый подросток. Он сосредоточен: поправляет на головенке наушники, которые из-за короткой и гладкой стрижки норовят соскочить на затылок. Каким-то мелким движением отмахиваясь от наседающей мамаши, подросток, это заметно, пытается вслушаться… Цифра «15» в его окошечке просто невероятна для меня.

Всю оставшуюся дорогу, весь полет меня занимают мысли об этом подростке. Я незаметно оглядываюсь на него, пытаюсь запомнить его лицо и понять, что делает музыка внутри у него. И, хотя вскоре я замечаю, что он яростно переключает музыкальные каналы, вопросы эти остаются для меня открытыми.

Перед самой посадкой цикл музыки повторяется. Слишком мало записал аэросервис на кассеты! А, может быть, слишком длителен полет? И, о чудо!, — паренек вновь возвращает в окошечко цифру 15. Вновь звучит ликующий Бах, а за иллюминаторами величественно проплывают самые низкие облака, — и мы неожиданно выныриваем над Лейпцигом.

Земля, давшая миру Баха, лежит подо мной. Тени облаков бегут по ровным квадратам городских площадей. Оттуда баховские звуки уносились в небо триста с лишним лет назад. И вот теперь они здесь всегда!

Полифония

Токката и фуга для органа «Дорическая» BWV 538

Слово «полифония» переводится как многозвучие. Даже непосвященному в музыковедческие таинства ясно, что «многозвучие» сложнее «однозвучия» — гомофонии.

И дело здесь не только, и не столько в сложности создания полифонического произведения. Такую музыку сложнее и воспринимать. Ведь, если говорить серьезно, необходимо услышать каждый голос в полифоническом «хоре», да еще не просто отдельно, а в контексте других: иначе незачем и создавать эту сложность. Но сложность ли это? Разве сложна музыка Баха — главного и непревзойденного полифониста?