Бах

Конец мая 1720 года. Иоганн Себастьян рад, что вновь проведёт несколько недель в Карлсбаде с князем Леопольдом, хотя там его и ждёт напряжённый ритм работы.

В середине июля Леопольд со свитой вернулся в Кётен. Иоганн Себастьян выходит из кареты, но все вокруг смущённо молчат. В чём дело? Как рассказывает его сын в «Некрологе», лишь по возвращении домой Бах узнал ужасную новость о смерти Марии Барбары:

«После того как с этой своей супругою он прожил 13 лет в счастливом браке, в 1720 году в Кётене его постигло большое горе: вернувшись со своим князем из поездки в Карлсбад, он не застал её в живых, она была уже похоронена, — хотя, уезжая, он оставил её в полном здравии. О её болезни и смерти он узнал лишь на пороге своего дома».

Кто объявил Иоганну Себастьяну, что Мария Барбара, его нежная Мария Барбара, мертва и уже десять дней покоится в могиле? Фриделена? Не важно. Бах уничтожен. Стойкий музыкант пошатнулся от удара судьбы. Где тут радоваться, рассказывать о происшествиях в пути… Дети молча окружили своего отца, раскрылись объятия, брызнули слёзы. А Иоганн Себастьян, покинувший свою жену здоровой, даже не смог увидеться с ней перед смертью.

Несколько слов о Марии Барбаре, прежде чем и мы тоже покинем её. Она до последнего дня была окутана тайной, возможно, потому, что ни один писатель не отважился написать роман о её жизни, как Эстер Мейнел написал о второй жене Иоганна Себастьяна. В самом деле, никакой «Маленькой хроники жизни Марии Барбары Бах» не существует! Вначале, как мы помним, она была «посторонней девицей», которую Иоганн Себастьян привёл на хоры церкви Арнштадта; даже имя её не называется. Потом, после свадьбы, — доброй женой, преданной мужу, верной и любящей, поддерживающей Иоганна Себастьяна во время ссор с нанимателями, первой слушательницей многих его произведений. Она во всём служила ему опорой, но всегда оставалась в тени, о ней нет никаких биографических подробностей, способных подстегнуть воображение. Мария Барбара, от которой остался лишь контур, ушла, как и пришла — совершенно безвестной.

Хотя эпоха барокко, отмеченная пиетизмом, не возбраняет слёзы, это не значит, что нужно бесконечно сетовать или жаловаться на удары судьбы. Не стенать, не скорбеть чрезмерно — таково правило доброго лютеранина. Вера побуждает смиренно принимать удары судьбы, о чём поётся в арии, которую Бах перепишет позже:

Довольствуйся своей судьбой
И пребывай в мире
С Богом твоей жизни.
В нём вся радость,
Без него ты тщетно тратишь силы,
Он твой живительный источник, твоё солнце,
Он светит каждый день к радости для тебя.
Довольствуйся своей судьбой
И пребывай в мире.

В те скорбные дни мира в душе не было и солнце не блистало. Однако у него оставались дети — четверо детей, плоть от плоти Марии Барбары. Именно к ним обратится Бах, думая о будущем. И конечно, он неосознанно желал хотя бы немного залечить рану, нанесённую кончиной их матери. И передать им своё искусство, которое сам получил от старших членов своей семьи.

Здесь надо сказать хотя бы пару слов о Бахе-педагоге. Нам уже довелось составить об этом его качестве некоторое представление, и не в его пользу. С учениками из оркестрика в Арнштадте он не выказывал терпения, правда, некоторые из них не отличались прилежанием, а однажды даже швырнул свой парик в бесталанного органиста. Впоследствии же множество учеников будут гостями в его доме, в частности в Веймаре. «Голубятня» была открыта настежь для начинающих музыкантов, открывших длинный список учеников Баха: Шубарт (а не Шуберт, как пишет Карл Филипп Эмануэль в письме Форкелю), Кребс (его фамилия означает «рак», плавающий в «ручье» Баха, — лёгкая игра слов). Потом будут Фоглер, Гольдберг, Альтниколь, позже ставший его зятем, Агрикола, который впоследствии напишет «Некролог», Кирнбергер, Мютель, Фойгг. Всех их маэстро не только учил технике, но и поддерживал, и давал рекомендации в случае, если где-то открывалась вакансия. Но прежде чем поколения новоявленных пианистов начнут биться над «Двухголосными и трёхголосными инвенциями» или фугами из «Хорошо темперированного клавира», Бах стал учителем для своих детей. Его сын Карл Филипп Эмануэль вспоминает в «Опыте изложения подлинного искусства игры на клавире», изданном в 1753 году:

«Нехорошо, если ученики слишком долго задерживаются на большом количестве лёгких пьес: так они никогда не продвинутся вперёд, нескольких пьес первого уровня вполне достаточно для начала. Пусть лучше умелый учитель постепенно приучает своих учеников к более сложным пьесам. Всё зависит от метода преподавания и хорошо усвоенных правил, тогда ученик даже не заметит, как его подвели к самым сложным пьесам. Мой покойный отец осуществил в этой области успешные опыты. Он сразу же давал своим ученикам собственные произведения, в которых не было и намёка на лёгкость».