Бах

«В прошедшую субботу и вчера вечером господин кавалер Тейлор читал в концертном зале — в присутствии почтенного общества учёных и других влиятельных лиц — публичные лекции. Поразителен приток [обращающихся] к нему людей, ищущих его [врачебной] помощи. В числе других он оперировал — причём с наижелательнейшим успехом — и господина капельмейстера Баха, из-за [слишком] частого употребления зрения почти совершенно оного лишившегося, — какового неоценимого счастья многие тысячи людей сему всемирно знаменитому композитору от души желали и всячески господину Тейлору за то признательны. Из-за большого количества образовавшихся у него здесь дел он сможет отправиться в Берлин не ранее конца текущей недели».

Реклама прекрасная, но действительность оказалась менее славной — к несчастью для пациента. Улучшение было только временным, а осложнения, возможно, занесённая инфекция, усугубили состояние его здоровья. Снова надо оперировать — но безуспешно.

Несколько лет спустя Тейлор вернётся к этой операции в воспоминаниях, которым только диву даёшься:

«Но — дабы продолжить — я повидал великое множество примечательных животных, таких как дромадеров, верблюдов и др., особенно в Лейпциге, где я вернул зрение одному прославленному мастеру музыки, уже достигшему 88[-го] года [жизни]. Это тот самый человек, вместе с которым поначалу воспитывался знаменитый Гендель, с кем я когда-то рассчитывал достичь такого же успеха, так как тому, казалось бы, благоприятствовали все обстоятельства, [в том числе] движение зрачков, [воздействие] свет[а] и пр., однако дальнейшее обследование показало, что глаз был поражён параличом»[49].

Тейлор перепутал всё: возраст Баха, его отношения с Генделем и даже диагноз. Кстати, Гендель умрёт от последствий операции, произведённой кавалером, несколько лет спустя. В тот же период член парижского парламента де Бросс, имевший случай встречаться с хирургом, отмечает в своих живописных «Письмах из Италии», что тот произвёл на него впечатление шарлатана. Просто зубы заговаривал…

Снова погрузившись во тьму, Иоганн Себастьян страдал от «постоянных воспалений и тому подобных вещей». Он явно был не одинок, множество пациентов, оперированных Тейлором, тоже утратили здоровье, несмотря на всё его бахвальство.

В конце мая 1750 года, приняв нового ученика — Иоганна Готфрида Мютеля, он пишет Шрётеру, чтобы оправдаться и заявить о своей непричастности к делу Бидермана, которое отравляло его последние дни.

Неожиданная радость: 18 июля к больному вдруг вернулось зрение! Последняя возможность увидеть близких перед концом. Улучшение будет непродолжительным. Вскоре Баха сразил удар.

22 июля в Лейпциге с утра стоял давящий зной, предвещавший грозу. Жители искали хотя бы немного прохлады в тени лип и в погребах. Кое-кто радовался погожему деньку, другие сокрушались, что в этой духоте будет тяжело работать. На Рыночной площади спешно укрывали от зноя фрукты и овощи.

У семьи Баха были другие заботы. За ночь состояние Иоганна Себастьяна резко ухудшилось. Он мучился от боли, которую не удавалось унять компрессами. Крепкий когда-то мужчина терял почву под ногами, побеждаемый коварной болезнью, погружённый во тьму, наполнявшую его тоской. Бессильная перед недугом (даже два самых лучших врача в Лейпциге не смогли помочь), Анна Магдалена обратилась к помощи веры — той веры, которая всю жизнь поддерживала Иоганна Себастьяна. Может быть, ей удастся утишить тревогу, которая ей чудится в беспокойстве мужа? Только ли от физической боли он терзается или от страха перед концом?

Она поспешила позвать Кристофа Волле, пастора, который окажет духовную помощь перед отправлением в последний путь. Этот отзывчивый пятидесятилетний человек живёт неподалёку и преподаёт богословие в школе церкви Святого Фомы. Он уже дома надел своё чёрное облачение, поправил брыжи и захватил молитвенник. Заскочил по дороге в церковь и взял Святые Дары — это будет последнее причастие кантора. Когда служанка открыла дверь, он потихоньку вошёл в квартиру и негромко постучал в дверь спальни:

— Фрау Бах! Это я, мэтр Волле!

— Входите, сударь, входите. Мы закрыли ставни, такая жара…

— Кто это? Кто пришёл, Анна Магдалена? Чего от меня хотят магистраты?

— Успокойся, Себастьян! Это не от совета, никто не хочет сделать тебе ничего плохого! Это просто наш пастор Волле принёс тебе причастие.

— Ах, спасибо, вы очень любезны, мэтр Волле, спасибо. Подойдите ближе, я хочу слышать ваш голос. Возможно, последний голос… Последний человеческий голос, который мне будет дано услышать. Могу я довериться вам, немного поговорить? Хотя мне не хватает стойкости…

— Я затем и пришёл, господин Бах. Бог даёт нам утешение, прощая грехи наши. Иисус смертью своей искупил грехи мира, вы же знаете. Так сказано в Евангелии и этому учит нас великий Реформатор.

— Видите ли, мэтр Волле, мы часто спорили с вами о богословии и не всегда сходились во мнении о выборе тем для нашей церковной музыки. Я, верно, казался вам гордым и самоуверенным…