Бал. Жар крови

Оркестр заиграл с новой силой, и в этот момент я услышал шум автомобиля, отвозившего молодоженов в Мулен-Неф. Мои глаза искали среди парочек Брижит Декло. Она танцевала с высоким молодым брюнетом. Я подумал о ее муже. Какая неосторожность! И в то же время он по-своему достаточно предусмотрителен. Он греет свои старые косточки под красной периной, его старая душа оттаивает, созерцая документы, подтверждающие его право собственности, а жена в это время наслаждается своей молодостью.

Первого января я обедал у супругов Эрар. Обычно эти визиты длятся долго, принято приходить к полудню и оставаться на несколько часов. На ужин подают остатки обеда. К себе возвращаются поздно. Франсуа должен был отправиться в одно из своих имений. Зима стояла суровая, все дороги замело снегом. Он уехал около пяти, и мы ожидали его к ужину, но было уже восемь, а он все не возвращался.

— Должно быть, его что-то задержало, — сказал я. — Он заночует на ферме.

— Да нет, он же знает, что я его жду, — ответила Элен. — С самой нашей свадьбы он ни разу не отлучился на ночь, не предупредив меня. Сядем за стол, он уже скоро придет.

Все три сына отсутствовали — они были приглашены к сестре в Мулен-Неф, где и собирались провести ночь. Уже давно я не оставался наедине с Элен. Мы беседовали о погоде и об урожае — в наших краях только об этом и говорят. Эта провинция действительно отличается уединением и дикостью, изобилием и подозрительностью, как и во времена седой старины. Обеденный стол казался слишком большим для двух персон. Все сверкало, на всем лежал отпечаток чистоты и покоя: на дубовой мебели, блестящем паркете, тарелках в цветочек, вместительном буфете с выступающей округлой частью, каких больше уже нигде, кроме как у нас, не увидишь, на часах, на медных каминных украшениях, на люстре и на окошке с рамой из резного дуба между кухней и столовой, через которое подают блюда. Моя кузина Элен — отличная хозяйка! Она знает толк в варенье, в консервах, в пирожных! А как она ухаживает за курятником и за садом! Я поинтересовался, удалось ли Элен спасти дюжину крольчат, которых она выкармливала из соски, потому что их мать подохла,

— Да, они чудные, — ответила она.

Но я чувствовал, что она чем-то озабочена. Она посматривала на часы и прислушивалась, не подъезжает ли машина.

— Послушайте, я прекрасно понимаю, что вы беспокоитесь о Франсуа. Что, по-вашему, с ним могло бы случиться?

— Ничего. Но, милый друг, мы с Франсуа так редко расстаемся, мы всегда рядом, поэтому, когда его со мной нет, я переживаю и волнуюсь. Я знаю, что это глупо…

— Во время войны вы были в разлуке…

— Ах! — воскликнула она, вздрогнув при этом воспоминании. — Те пять лет были такими тяжелыми, такими ужасными… Иногда мне кажется, что они были расплатой за все прошлое.

Между нами воцарилось молчание; со скрипом открылось окошко, и служанка передала нам круглый яблочный пирог; это были самые поздние яблоки в этом году. Часы пробили девять. Из кухни послышался голос служанки:

— Господин Эрар никогда так поздно не возвращается.

Шел снег. Мы молчали. Позвонили из Мулен-Неф, там все было благополучно. Элен упрекнула меня в лени:

— Когда же вы навестите Колетт?

— Она живет далековато, — сказал я.

— Старый сыч… Вас больше невозможно выманить из вашей берлоги. Подумать только, а в свое время… Ведь вы жили среди дикарей, бог знает где… а сейчас пойти в Мон-Таро или в Мулен-Неф для вас, видите ли, далековато, — говорила она, передразнивая меня. — Надо их навестить, Сильвестр. Эти дети так счастливы. Колетт ведет хозяйство — у них образцовая молочная ферма. Пока она жила здесь, была довольно беззаботной, позволяла себя баловать. А у себя она первая на ногах, и тесто сама замешивает, и за всем следит. Перед смертью отец Дорен привел мельницу в полный порядок. Им за нее уже предлагали девятьсот тысяч франков. Разумеется, они не собираются ее продавать, ведь мельница принадлежит семье уже сто пятьдесят лет. Они хотят там жить, у них все есть для счастья — труд и молодость.

Она продолжала в том же духе, представляя себе будущее и воображая детей Колетт. Во дворе кряхтел и скрипел под снежным покровом огромный кедр. В половине десятого она резко прервала себя:

— Все же это странно. Он должен был вернуться к семи.

У нее пропал аппетит, она отодвинула тарелку, и мы стали ждать в тишине. Но время шло, а Франсуа все не возвращался. Элен подняла на меня глаза.

— Когда женщина любит своего мужа так, как я люблю Франсуа, она не должна его пережить. Он старше меня и слабее… Иногда мне становится страшно.

Она подбросила полено в огонь.