Балаустион

Утро второго дня пути они встретили в гавани городка Гидрея, стоящего на одноименном острове против побережья Арголиды. Весь предыдущий день фелюга, борясь со все усиливающимся ветром, отважно резала острой грудью стальные воды моря. К вечеру волнение стало еще сильней. Когда была пройдена восточная оконечность Арголиды, капитан объявил, что если они не хотят налететь в темноте на скалы, необходимо укрыться в какой-нибудь защищенной от ветра бухте. Лучше всего для этой цели подходила гавань Гидреи, небольшого морского поселения, где в равной степени жаловали щедрых контрабандистов и не любили афинские морские патрули. Впрочем, команда «Вызывающей бурю», бросив якорь на рейде и отправив лодку за вином и свежими новостями, на берег сходить не стала. Это было решением капитана. Видимо, и в этом месте могли найтись нежелательные глаза и уши, могущие заинтересоваться судном, оказавшимся в море в такое время года. Никто не знал, насколько длинны руки архонта Демолая, и никто не испытывал желания это узнать.

Ночь, впрочем, прошла спокойно. Правда, Леонтиск, выспавшийся днем, почти до самого утра не мог сомкнуть глаз. В немалой степени этому способствовало сломанное ребро, оно продолжало нещадно ныть, и поэтому юный воин старался по возможности лежать неподвижно. Укрывшись плотным шерстяным одеялом, выданным друзьям на двоих, сын стратега широко открытыми глазами глядел в кусок звездного неба, видневшийся через проем ведущей на палубу лестницы. Перед его глазами вновь мелькали сцена убийства, перекошенное, окровавленное лицо Клеомеда, факел, освещающий шатающийся под ногами мост, мертвая голова Каллика и другие жутковатые картинки из событий последних дней. Леонтиску на мгновенье страшно захотелось оказаться как можно дальше от всех этих событий, которые неумолимо складывались в звенья зловещей цепи. И цепи этой далеко до завершенья! Как хорошо было бы сейчас быть сыном простого рыбака где-нибудь на одном из тысячи маленьких безмятежных островов Эгеиды, не знать ни Клеомеда, ни Агиадов, ни архонта с его пресловутым «альянс ом», ни проклятых римлян. Ловить себе спокойно рыбу, торговать с заезжими купцами, завести семью, воспитывать детей… Эх…

Леонтиск вздохнул и тут же устыдился своих мыслей. Знал бы Пирр, что его посланник, его «спутник», которому он доверяет важнейшие дела, раскис как евнух, которого забирают в армию. Нет! Прочь эти дурацкие мысли о семье, о покое! Его ждет борьба и ярость, и если потребуется, он еще десять лет проведет в подземельях, и прольет много крови — своей и чужой — лишь бы не дать командиру ни единого шанса усомниться в его преданности и твердости.

А что касается этого несчастного стражника, погибшего от его руки — хватит думать об этом! Он, Леонтиск, сын Никистрата, — воин, и не дело воина разводить нюни над каждым убитым врагом. У Эврипонтидов врагов не счесть, а значит — стоит только приветствовать отправку любого из них в царство теней. Нужно брать пример с Эвполида. За эти два дня он лишил жизни не одного, а нескольких человек, и ничего — спит себе спокойным сном младенца, счастливчик. И никакие сомнения и терзания его не гнетут.

«И меня не будут! Все, спать! — приказал себе Леонтиск. — И с завтрашнего дня — никаких больше предательских мыслей!»

И Гипнос, бог сновидений, словно послушавшись приказа, тут же накрыл сознание молодого воина липким плотным покрывалом.

Над беспокойным морем поднималась поздняя зимняя заря.

Из Гидреи они взяли курс на юго-запад, к берегу Лаконики. И этот день прошел без приключений, если не считать приключением встречу с прошедшей им навстречу на расстоянии пяти-шести стадиев такой же легкой и стройной гемиолы. Судно шло без всяких опознавательных флажков, и капитан с уверенностью заявил, что это были либо пираты, либо собратья-конрабандисты. В первый момент, когда корабль только появился на фоне свинцового горизонта, всем пришлось изрядно поволноваться. Моряки, расхватав оружие, рассредоточились вдоль бортов, на мачту с проворностью обезьян залезли трое или четверо стрелков. Судя по уверенности, с которой команда проделала все эти манипуляции, Леонтиск понял, что делать это ей приходится весьма нередко. Он и Эвполид тоже приготовили свое оружие, и даже выпили по-быстрому кувшинчик крепкого хиосского вина — для храбрости.

Впрочем, страхи оказались напрасными. Встреченная гемиола не сделала никакой попытки не то что напасть, но даже приблизиться. Не исключено, что ее экипаж не менее команды «Вызывающей бурю» переволновался и тоже приготовился к нападению. Однако ничего не произошло, и спустя час, когда косая рея чужого корабля скрылась из виду, матросы разошлись по своим местам, а Леонтиск и Эвполид, возбужденные происшествием и вином, истратили запал на различные предположения относительно того, что могло делать это судно в море в закрытое для навигации зимнее время.