Балаустион

Это все море виновато, не зря Леонтиск ему не доверяет. Над этой мрачной стихией летают в ночи злые духи, вызывая у безумцев, пустившихся в плаванье, черные мысли, отчаяние и погибельные сны. Или это Эльпиника вспомнила о нем, и его собственное чувство вины вызвало эти видения? Эльпиника. Перед глазами Леонтиска тут же возник образ ее ярко-алых, растягивающихся в улыбке, пухлых губок и необыкновенных загадочных глаз, в которых никогда не потухает огонек ехидства. Она не побоялась ничего ради него, и теперь… Приступ удушающего беспокойства за девушку охватил Леонтиска как пламя охватывает стог сухого сена. Великие боги, только бы эти подонки ничего не сделали ей. Милая, прости. Что с тобой сейчас? Я вернусь за тобой, что бы ни случилось! Клянусь всеми богами, существуют они или нет, клянусь своей жизнью, своей кровью, я вернусь и заберу тебя с собой. Навсегда.

* * *

Утро второго дня пути они встретили в гавани городка Гидрея, стоящего на одноименном острове против побережья Арголиды. Весь предыдущий день фелюга, борясь со все усиливающимся ветром, отважно резала острой грудью стальные воды моря. К вечеру волнение стало еще сильней. Когда была пройдена восточная оконечность Арголиды, капитан объявил, что если они не хотят налететь в темноте на скалы, необходимо укрыться в какой-нибудь защищенной от ветра бухте. Лучше всего для этой цели подходила гавань Гидреи, небольшого морского поселения, где в равной степени жаловали щедрых контрабандистов и не любили афинские морские патрули. Впрочем, команда «Вызывающей бурю», бросив якорь в стадии от берега и отправив лодку за вином и свежими новостями, на берег сходить не стала. Это было решением капитана. Видимо, и в этом месте могли найтись нежелательные глаза и уши, могущие заинтересоваться судном, оказавшимся в море в такое время года. Никто не знал, насколько длинны руки архонта Демолая, и никто не испытывал желания это узнать.

Ночь, впрочем, прошла спокойно. Правда, Леонтиск, выспавшийся днем, почти до самого утра не мог сомкнуть глаз. В немалой степени этому способствовало сломанное ребро, оно продолжало нещадно ныть, и поэтому юный воин старался по возможности лежать неподвижно. Укрывшись плотным шерстяным одеялом, выданным друзьям на двоих, сын стратега широко открытыми глазами глядел в кусок звездного неба, видневшийся через проем ведущей на палубу лестницы. Перед его глазами вновь мелькали сцена убийства, перекошенное, окровавленное лицо Клеомеда, факел, освещающий шатающийся под ногами мост, мертвая голова Каллика и другие жутковатые картинки из событий последних дней. Леонтиску на мгновенье страшно захотелось оказаться как можно дальше от всех этих напастей, которые неумолимо складывались в звенья зловещей цепи. И цепи той далеко до завершенья! Как хорошо было бы сейчас быть сыном простого рыбака где-нибудь на одном из тысячи маленьких безмятежных островов Эгеиды, не знать ни Клеомеда, ни Агиадов, ни архонта с его пресловутым «альянсом», ни проклятых римлян. Ловить себе спокойно рыбу, торговать с заезжими купцами, завести семью, воспитывать детей… Эх….

Леонтиск вздохнул и тут же устыдился своих мыслей. Знал бы Пирр, что его посланник, его «спутник», которому он доверяет важнейшие дела, раскис как евнух, которого забирают в армию. Нет! Прочь эти дурацкие думы о семье, о покое! Его ждет борьба и ярость, и если потребуется, он еще десять лет проведет в подземельях и прольет много крови — своей и чужой — лишь бы не дать командиру ни единого шанса усомниться в его преданности и твердости.

А что касается этого несчастного стражника, погибшего от его руки — хватит думать об этом! Он, Леонтиск, сын Никистрата, — воин, и не дело воина разводить нюни над каждым убитым врагом. У Эврипонтидов врагов не счесть, а значит стоит только приветствовать отправку любого из них в царство теней. Нужно брать пример с Эвполида. За эти два дня он лишил жизни не одного, а нескольких человек, и ничего — спит себе спокойным сном младенца, счастливчик. И никакие сомнения и терзания его не гнетут.

«И меня не будут! Все, спать! — приказал себе Леонтиск. — И с завтрашнего дня — никаких больше предательских мыслей!».

И Гипнос, бог сновидений, словно послушавшись приказа, тут же накрыл сознание молодого воина липким плотным покрывалом.

Над беспокойным морем поднималась поздняя зимняя заря.