Балаустион

— Придет обязательно, — улыбнулся Эпименид. — Мы говорили с ним вчера, он обещал, что будет.

— А кто председательствует? — поинтересовался полемарх. — Агиаденок-царь ведь тоже на переговорах будет.

— Кто-нибудь из геронтов, — ответил советник. — Кто — неизвестно, жеребьевка только утром.

— Ну и хорошо, клянусь круглой задницей Анталкида, — хмыкнул Брахилл. — Тем меньше возможности нашим «друзьям» подкупить председателя или как-нибудь по-иному «убедить» его провалить заседание.

Какую-то минуту все молчали, было слышно только потрескивание горящих дров и отдаленная перекличка собак. Рыжие всполохи огня отбрасывали на стены комнаты гигантские тени присутствующих, но уже едва волновали сгустившуюся под высоким потолком темноту. «Поздно уже, — подумал Леонтиск. — Пора бы в постель, тем более что еще стоять последнюю, четвертую стражу».

— Все будет хорошо, у меня предчувствие, — с энтузиазмом заявил Эпименид. — Пакуй вещи, юноша! Скоро будем отмечать новоселье в особняке Эврипонтидов!

— Из него еще мусор с месяц вывозить, — усмехнулся, пытаясь скрыть довольную улыбку, царевич. — Надо бы успеть до возвращения отца.

— Так держать, юнош! — взревел стратег Брахилл. — И верно, при правильном поведении в завтрашнем бою мы победим, даже Агиады уже не надеются что-то здесь изменить. Пора, кур-р-рва медь, думать о главном суде, синедрионе геронтов. Эта битва, я вам скажу, посерьезнее!

— И мы ее выиграем! — в блестящем зраке Эврипонтида всполохом мелькнул демонический красный огонь. Шокированный Леонтиск оглянулся — видели ли другие? Или это было всего лишь отражение пламени очега?

— Напомни-ка мне, на какой день назначено заседание? — полемарх наморщил лоб, пересеченный полудюжиной горизонтальных морщин. — Помнится, самый конец месяца….

— Двадцать третьего посидеона, полемарх, — уточнил Лих.

— Двенадцатый день января, — тут же подсчитал Леонтиск.

— И ты туда же, молокосос, с распроклятым римским календарем! — взбеленился старый полководец. — Он у меня уже вот где сидит, кур-рва медь! Хотя бы здесь не вспоминайте, хватит с меня того, что мы теперь годы считаем не по Олимпиадам, а от основания Рима. Позор!

— А по мне так и ничего, удобно… — пробурчал под нос Эвполид. Афиняне, чей полис был центром иноземной торговли, давно переняли стремление торгового люда всех обитаемых земель к унификации календаря и валюты.

— Итак, двадцать седьмое, — повторил Эпименид. — Через двадцать и один день. Переговоры с ахейцами уже должны будут завершиться.

— Было бы неплохо, если бы они уже к этому времени убрались из города, причем забрали с собой двух главных ублюдков — римлянина и македонца, — зло проговорил царевич.

— Это вряд ли, — скривился полемарх Брахилл. — Ставлю правую ягодицу, что мудаки вроде Архелая и Анталкида наизнанку вывернутся, но удержат всю эту кодлу в городе. С одной-единственной целью: чтобы надавить на нас и дружественных нам геронтов.

— Значит, следует правильно использовать оставшееся время и постараться заручиться еще чьей-нибудь поддержкой, — сделал вывод Эпименид.

— Помнится, мы собирались побеседовать с эфором Полемократом, — напомнил Леонтиск.

— Со Скифом, этим тупоголовым дундуком? — поморщился стратег Брахилл.

— Позволь, полемарх! — вскинулся Лих, видимо, вспомнив, что привлечь к сотрудничеству эфора-жреца было его идеей. — Ты знаешь лучше кого другого, что девять из десяти наших граждан-гоплитов регулярно посещают храмы и чтут богов-олимпийцев. Пусть, может быть, вера в богов не так сильна, как в былые времена, но все же сбрасывать со счетов наше, так сказать, духовенство никак не можно.

— Верно, — поддержал Леонтиск. — Если перетянуть Скифа на нашу сторону, и попросить его «толкнуть» пару проповедей в защиту царя Павсания, народ, который и так нас в большинстве поддерживает, будет полностью на нашей стороне. Тогда и геронты будут голосовать смелее….

— Дожил — цыплята учат меня жить, старого петуха, — проворчал полемарх и почесал седую гриву. — Хотя, хм, в чем-то афиненок прав. Но кто поговорит со Скифом? Меня не просите, у меня при одном только виде этой постной рожи в кишках колики начинаются. А если он заведет, как обычно, о гаданиях, прорицаниях и знамениях, то боюсь, кур-рва медь, душа не выдержит….

Пирр прокашлялся.

— Мы хотели попросить сходить к эфору Полемократу тебя, дядя Эпименид. У тебя куда больше терпения и любви к людям, чем у нашего доброго стратега Брахилла.

Полемарх грозно зыркнул из-под густых бровей, сомневаясь, нет ли в словах царевича скрытой подначки, а Эпименид с готовностью отвечал:

— С удовольствием выполню это поручение, мой молодой вождь. Клянусь олимпийцами, роль парламентера всегда мне удавалась, и я готов и дальше служить дому Эврипонтидов в этом качестве.

— Было бы неплохо, если б ты прихватил с собой уважаемого стратега Никомаха, — добавил Пирр.

— С удовольствием. Не исключаю, что Никомах как военный может оказаться более стоек там, где я уже решусь отступить.

— Вдвоем будет легче противостоять шарлатану, когда он начнет задуривать вам головы своей заумной ахинеей! — захохотал полемарх.