К счастью, моросящий дождь вспугнул уличного музыканта. Он сыграл на прощание пиафского «легионера», видимо, рассчитывая на чувства истинных французов, прошелся, как и полагается в таких случаях, с видавшего вида кепкой, собрал однофранковую дань и, весело звеня монетами, с достоинством удалился. Жорж облегченно вздохнул. Такие необдуманные жесты не прощаются профессиональным разведчикам, первая заповедь которых — не выделяться и не высовываться в толпе. Эта заповедь была им нарушена впервые за много лет. Расслабляться нельзя. «Тоже мне старый сентиментальный меломан-болван!» — усмехнулся Кондаков на себя. Дождь припустил сильнее, и он перебрался с террасы кафе в зал, который был забит до отказа. По телевизору шла прямая трансляция футбольного матча из Мадрида. Жорж поморщился: вот некстати! Шумные болельщики гудели, как растревоженный улей: испанцы забили французам гол.
— Простите, здесь свободно? — сквозь ресторанный гам громко крикнул Алеша по-французски и, не дожидаясь ответа, сел на свободный стул.
Жорж Кондаков кивнул головой и безразлично отвернулся к телевизору, прикинувшись, что с ним не знаком.
— Гарсон! Кофе, пожалуйста, и стакан воды! — опять прокричал сквозь шум Алеша и положил журнал на столик. И тут же сделал вид, что смотрит с увлечением футбол.
— Мерси! — выпил кофе одним глотком, запив его холодной водой:
— Вперед! Алле! — взмахнул он руками во всеобщем крике. Затем, не отрываясь от экрана, положил мелочь за кофе и медленно прошел к выходу.
Жорж окинул быстрым взглядом зал, внимание которого было всецело сосредоточенно на экране — давай, давай… го-о-о-о-о-о-ол!!! — взял в руки журнал, всем видом показывая, что небрежно просматривает страницы.
Январский сырой ветер ворвался под навес террасы и в открытые двери кафе. Все засуетились. Матч закончился, и французские болельщики начали шумно праздновать победу. Кондаков решил, что самое время незаметно покинуть звеневшее от шума заведение. Прихватив с собой журнал, в котором был конверт с фотографией балерины, он вышел на улицу: «Ну, сколько раз зарекался, надо купить зонт!» — чертыхнулся Жорж на холодную водяную пыль, пахнувшую ему в лицо. Пересекая площадь Сен-Мишель у фонтана, он увидел свободное такси.
«Нет, в такую погоду надо сидеть дома и греться у камина, а не рассиживаться в уличных кафе», — опять раздраженно подумал Жорж.
— Вокзал Аустерлиц, пожалуйста, — сказал он таксисту и, сняв мокрые очки и шляпу, откинулся на спинку сиденья.
42
В ресторане «Балалайка» была несусветная суета. Столы сдвигали и раздвигали, считали стулья — их явно не хватало. Лариса командовала парадом. Ответственная за праздничный вечер, она дала указание рабочим принести длинные доски из подсобного помещения и сделать временные лавки.
— В этом году что-то невообразимое — столько народу, — сказала Лара хозяйке ресторана.
— Вот и хорошо, погуляем! — улыбнулась ей в ответ худенькая симпатичная женщина, закутанная в теплую вязаную шаль.
— Да уж, погуляем! — засмеялась Лара. — Где это видано, на Новый год полно свободных мест было, а на Старый — вот, раздвигаемся? Ну и дела!
Хозяйка, Людмила Ивановна, озабоченно поглядывая в сторону кухни, сказала Ларисе:
— Ты уж тут пригляди за всеми, Ларочка, вся надежда на тебя. Я пошла на кухню, проверю, как там справляются, — и она заспешила в сторону раздаточного окна. До открытия ресторана оставалось около двух часов.
— Господи, а у нас даже столы не готовы! — спохватилась Лара и, подгоняя официантов и работников кухни, принялась сама накрывать столы праздничными салфетками.
Большой зал и маленькая отдельная комната вмещали около шестидесяти человек. 13 января собирались отметить Старый Новый год больше сотни.
— Вот уж действительно — невероятное что-то! — удивлялась Лара.
К семи часам запыхавшиеся работники ресторана перевели дух. Все готово!
После восьми часов в ресторан потянулся народ. Лариса со списком в руках, рассаживала клиентов, в основном знакомых ей постоянных посетителей.
— Проходите, проходите, Зинаида Николаевна! Вы прекрасно выглядите! Ваш столик вон там, у стеночки.
Когда веселье было в самом разгаре, выключили свет и зажгли на столах свечи. Ансамбль балалаечников залихватски выводил мелодии, до боли знакомые всем. Собравшиеся в зале уже хорошо подвыпившие гости, нестройными голосами подхватывали любимые песни. Солистка ансамбля Таня начала выдавать задорные частушки:
«Как на улице мороз замораживает. Меня миленький целует, размораживает…» И тут все пустились в разудалый пляс — кто во что горазд! «Меня милый провожал, да у дома задержал… Их, ах…»
Алла Дюшен и Верочка Борткевич сидели вдвоем в самом центре зала. Элизабет Вайт, извинившись, под предлогом простуды на вечеринку не пришла.
— Ну и Бог с ней, — сказала Аллочка, — ведь она американка! Что ей русский Новый год!
— Алла, скажите, почему за границей в русских ресторанах только народные инструменты играют? А частушки? Такое старье! Я Москве таких никогда даже не слышала!
— Ностальгия, Верочка! Ностальгия! — засмеялась Алла и весело добавила: — Не поверишь, Вер, мне нравится!