Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю

В октябре 1990 г. я путешествовал по Балканским горам. Меня окружали ивы, тополя, кипарисы, пихты, яблони. Передо мной разворачивались картины идиллической красоты. Особая привлекательность Болгарии заключается в ее расположении между холодным и мрачным климатом Европы и теплым средиземноморским климатом Греции. И ее флора – роскошное сочетание того и другого.

Я приехал в Батак. Это название когда-то распространилось по всему миру, как позже Сонгми. Я давно обещал Гильермо съездить в Батак. Но только во время седьмого визита в Болгарию удалось это сделать.

Батак встретил меня туманом. Вокруг стояли сосны, ели, пихты, буки. Сам городок – это кучка домов под красными черепичными крышами высоко в альпийских лугах Родопских гор на юге Болгарии, недалеко от Греции. В апреле 1876 г. здесь произошла так называемая «батакская резня». Для подавления восстания в Батаке турки направили отряд башибузуков – головорезов из болгар, принявших мусульманство, – которые уничтожили пять тысяч православных христиан, почти все население города, а сам город сожгли дотла. Основная бойня произошла в церкви Святой Недели. Януарий Макгахан, корреспондент лондонской Daily News, одним из первых побывавший на месте бойни, обнаружил в церкви метровый слой обнаженных и окровавленных трупов.

В музее Батака я обратил внимание на газетную вырезку. К сожалению, нельзя было понять, из какой она газеты и кто ее автор. Статья датирована 30 августа 1876 г. и содержит резкую критику британского премьер-министра Бенджамина Дизраэли, который заявил, что сообщения о зверствах турок в Болгарии «сильно преувеличены». Автор статьи с сарказмом замечает, что, по мнению Дизраэли, нет большого преступления в «убийстве многих тысяч», но гораздо большее преступление для корреспондента написать, будто «убито тридцать тысяч, хотя на самом деле убито всего двадцать пять тысяч, или заявить, что в Филиппополь (Пловдив) привезли мешок с человеческими головами и раскатили их по городским улицам, тогда как на самом деле головы высыпали перед дверями итальянского консульства в Бургасе». Я вздохнул, вспомнив, сколько подобных аргументов десятилетиями появлялось на редакционных полосах газет по поводу убийств и нарушений прав человека на Ближнем Востоке и в других регионах третьего мира. Да, все это началось здесь.

Я присоединился к молчаливому и ровному потоку людей, входящих в холодное и продуваемое помещение церкви Святой Недели с ее проваливающейся крышей и почерневшими, когда-то беленными стенами, с которых уже 114 лет не смывают следы крови. В мраморной крипте под стеклом, в свете специальных фонарей, лежит гора черепов и костей. Людской поток не кончался, в нем были люди всех возрастов и социального положения: крестьянки в платках, горожане в модной одежде. Никто не произносил ни слова.

Последним местом, которое я намеревался посетить в Болгарии, был Рильский монастырь[60]. Если смотреть на него от могилы похороненного здесь британского журналиста Джеймса Дэвида Баучера, монастырь выглядит как архетипичный образ Шангри-Ла: рапсодия теплых, чувственных цветов, над которой высятся купола, крыши и средневековая башня, идеально сочетающаяся со строгими лесными тонами окружающего пейзажа. Женщина по имени Надя вела меня вверх по холму между темных высоких сосен, сквозь которые пробивались лучи солнца. Между вершинами плыли полотна тумана, навевающие мысли о высоких идеалах. Постоянно слышалось журчание горных ручьев.

Именно от Нади я впервые услышал о Баучере. Я познакомился с ней в Рильском монастыре. Она специалист по истории средневековой Болгарии, работает в монастыре гидом, здесь же живет и занимается наукой.

– Я человек не религиозный, – сказала она. – Для меня что Христос, что Мухаммед – никакой разницы. Я приехала сюда в поисках более высокого нравственного смысла, ви́дения, которое коммунизм никогда не мог дать нам в Болгарии.

Могила Баучера – массивная гранитная плита, единственная на поляне, откуда открывается вид на главный вход в монастырь.

– Я прихожу сюда каждый день, – говорила Надя. – Это самое красивое и спокойное место в округе. Баучер прибыл сюда с царем Фердинандом и сразу же влюбился в эти места. Он сказал, что хотел бы быть похороненным здесь. Когда Баучер умер [в 1920 г.], сын Фердинанда, царь Борис, исполнил его пожелание. Это место называется долиной Баучера.

На могиле лежали цветы. Их положила Надя.

Почувствовав мой интерес, Надя пригласила меня к себе в жилые помещения монастыря. Она предложила показать книгу о жизни Баучера.

Мы поднимались и спускались по крутым деревянным лестницам длинной галереи. Под ногами скрипели ступени. Подойдя к одной из дверей, Надя достала большой ключ, открыла, и мы оказались в холодной келье с выбеленными стенами. Я подумал, что мог бы на старости лет блаженно жить и умереть здесь.