Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю

София, в которую я вернулся в октябре 1990 г., опять на поезде из Румынии, стала совсем другим городом по сравнению с тем, что я видел раньше. Труп Димитрова кремировали, и белый неоклассический мавзолей напротив «Гранд-отеля Болгария» был исписан антикоммунистическими граффити. Люди не шептались, а громко смеялись и ругались прямо на улицах. В городских парках торговали иконами и другими предметами религиозного культа. Вместо одной газеты «Работническо дело» («Рабочее дело»), которую никто не читал, появилось множество газет, которые читали все. Церкви в византийском и неовизантийском стиле выглядели не внушающими страх классическими памятниками прошлого, как раньше, а казались органическим компонентом сегодняшнего дня, не искажающим общественную жизнь, а способствующим ее оздоровлению. До падения Живкова в ноябре 1989 г. в эти церкви постоянно заходило немного прихожан, в основном пожилых людей. Сейчас в них бурлила жизнь. Молодежь и старики стояли в очереди, чтобы купить восковые свечи. Запомнилась одна симпатичная брюнетка в потоке желтого света, льющегося из витражных окон, которая опустилась на колени и целовала икону.

Гильермо нашел меня в холле отеля. Он был в элегантном коричневом костюме, голубой рубашке в тонкую полоску, при красном галстуке и такого же цвета платке в нагрудном кармане. Ему было шестьдесят шесть, но выглядел он моложе, чем раньше.

– Дорогой мой, извини, но я просто очень занят последнее время. Робби, я теперь стрингер агентства UPI, а в Софии столько новостей! Робби, мы в глубоком экономическом кризисе. Это хуже чем Балканские войны. Тогда мы, по крайней мере, были все заодно в борьбе против сербов и прочих. Сейчас болгары раскололись. В парламенте все говорят и говорят. Когда мы увидим какие-то действия? Неужели они не понимают, что народ ждет новых законов? У нас в Болгарии стало слишком много демократии…

Я отвел Гильермо через площадь в «Венское кафе» при отеле «Шератон», который открылся уже после моего последнего приезда в Софию. Гильермо быстро прикончил капучино с куском земляничного торта, густо приправленного взбитыми сливками, и стал извлекать бумаги из портфеля.

Он был неудержим в намерении пересказать мне слово в слово обе свои последние статьи для UPI – одну о дефиците горючего, другую о борьбе за власть между коммунистами, которые теперь называли себя «социалистами», и оппозиционным Союзом демократических сил (СДС).

– Робби, можно я тебе кое-что скажу? Эта публика из СДС – не думай, что они такие уж герои. Думаешь, это бывшие диссиденты? Нет, конечно. Большинство из них дети номенклатуры. И вдруг, ни с того ни с сего, стали демократами. Это оппортунисты! Все время вопят о преступлениях Живкова. Это единственное, о чем они могут говорить. Робби, ты же знаешь, в душе я всегда был диссидентом. Но мы должны перестать концентрироваться на прошлом. Знаешь, кто нам может помочь? Царь Симеон[57]. Он живет в Мадриде, но, может быть, вернется.

Вечером мы отправились в клуб журналистов. Там атмосфера тоже изменилась. Публика в целом была намного моложе, чем раньше: мужчины в «вареных» джинсах, симпатичные женщины во вполне приличных местных подделках под новейшую итальянскую моду. За столиками было так же оживленно, но былая интимность пропала. Темой дискуссий в основном была политика, а не личные интриги. Я ощутил укол ностальгии по ушедшему времени. Я предположил, что через пару лет клуб совсем изменится: здесь станут меньше курить, да и атмосфера в целом не будет отличаться от какого-нибудь вечернего клуба в Вашингтоне. И тут же укорил себя за столь эгоистичные и ненужные помыслы: болгары наверняка будут горячо приветствовать такую трансформацию.

Гильермо сказал, что спустя сорок пять лет вышел из коммунистической (теперь социалистической) партии. Причина? Лидером новой партии стал Александр Лилов, один из тех, кто в 1964 г. выступил против Темкова, даже не будучи с ним знакомым. После падения Живкова Темкову, как сообщил мне Гильермо, разрешили вернуться из ссылки. Спустя двадцать шесть лет тот смог возвратиться в Софию. Сотрудники БТА потребовали и добились увольнения Бориса Трайкова с поста директора.

– Но что самое замечательное, Робби, спустя сорок четыре года собираются снова открыть Американский колледж – мою альма-матер.