– Заметь, я даже не спрашиваю, «где мой аэропорт». Без разговора не обойтись, Саймон. Ты, конечно, можешь попытаться его избежать. К примеру, сделать пластическую операцию, оформить поддельные документы на новое имя и спрятаться где-нибудь вне юрисдикции Содружества. И этим ненадолго отсрочить разговор. Стоит ли тратить столько усилий? Мы же друзья, Саймон, не так ли?
Смук молчал. Пульс бился где-то в ухе. Как морской прибой, только чаще.
– Ты будешь должен мне несколько услуг, Саймон. Может быть, завтра. Может быть, через год. Не бойся, ничего сверхъестественного. Я никогда не прошу друзей о невозможном. Ты еще здесь, Саймон? Не слышу твоего ответа.
– Да, Робин, да! – чуть резче, чем намеревался, отозвался Смук. – Отчего не помочь другу. Где мой самолет?
– Через полчаса войдет в воздушное пространство Югославии. Наши диспетчеры поведут его до «Слатины», но дальше его придется куда-то приземлить. Или отправить назад. Есть идеи?
– Старая взлетная полоса в моем лагере. Ее как раз готовят.
– Вполне подойдет! – беспечно сказала Робин, и Смуку почему-то показалось, что она знала ответ заранее.
Уже час выстроенные рядами бойцы брели под присмотром Безы по заросшей травой взлетной полосе, рассекающей долину с запада на восток. Тридцать оаковцев убирали ветки, камни, засыпали ямки в земле.
– Твои швейцарские друзья очень предусмотрительно выбрали транспортное средство. Этот тип самолета легко садится на грунт, у него быстрый разгон и торможение, комплименты!
– Передам. Что-то еще?
Смук предпочел бы завершить разговор, но у Робин было другое мнение.
– Наверное, тебе будет интересно, Саймон. Русские обыграли нас с тобой и взяли аэропорт. Но теперь мы их заперли, как медведя в берлоге: к ним никто не прилетит в усиление, они ни во что больше не смогут вмешаться.
– Приятно слышать, – сказал Смук.
– Впереди сложное время, Саймон. Мы хотим, чтобы в структурах новой власти ты занял должное положение, высокий пост. Спокойно готовься к параду в Приштине. Несмотря на твои ошибки, мы поддержим тебя.
Они обменялись еще парой вежливых фраз, и, наконец, Робин соизволила попрощаться.
Смук больше не мог лежать, иначе голова взорвалась бы, как скисший арбуз. Сначала он ходил из угла в угол, пытаясь понять, как угодил в ловушку. Поймали! Поймали, как рыбу на блесну! На блестящий самолетик, на большие деньги, на помощь и поддержку, по которым скоро закапают проценты…
Едва в состоянии дышать от бешенства, он вышел на воздух. Как рыбу!
Потом Смук вспомнил о маловажном, но приятном и успокаивающем деле. Он обошел «шале» и вдоль глухой стены спустился по каменистой осыпи ко входу в подвал. Там стоял небольшой собачий вольер, сетчатый куб, метр по каждой стороне. В нем шевелилось скрюченное голое существо. При виде приближающегося Смука существо забилось в клетке, захрипело, завыло, разевая окровавленную безъязыкую пасть.
Только на Ветон и можно положиться, подумал Смук. Подошел к клетке, сел на корточки, тихо позвал:
– Как дела, комендант Чарич?
– Коль, а Коль?
Солнце словно издевалось: зависло над блокпостом номер один, и ни туда ни сюда. «Девятнадцатый» нагрелся так, что воздух над броней можно было резать ломтями и раскладывать по блюдцам. Ни облачка, ни ветерка. Цыбуля прятался под козырьком сторожевой будки, Коновалов – под колесом бронетранспортера в узкой полоские тени.
– М?
Даже звук вяз в мареве, тек лениво, таял по пути.
– А ты в Средней Азии был когда-нибудь?
Коновалов улыбнулся, вспоминая:
– В Самарканде был, в Бухаре, в Ташкенте. На экскурсии с родителями. Давно.
– Там что, еще жарче?
Цыбуля зажмурился, вытер рукавом пот с бровей, поднял бинокль к глазам. Перед ним поплыли пригороды Приштины. Много домов сгоревших или горящих, много разграбленных, без стекол в окнах. Взгляд задержался на тракторе с прицепом, по бортам разместилась целая семья: четверо взрослых, трое детей.
– Не помню. Дыни помню, у нас в Петрозаводске таких не бывает.
Трактор остановился у дома с заколоченными окнами. Молодой парень спрыгнул из прицепа на землю, подошел к калитке, стал рассматривать замок. Обернулся, что-то сказал остальным, те начали выгружаться.
– Только дыни и помнишь?
– Почему? Арбузы еще. Ломаешь его, а серединка вся как в кристаллах – такие сладкие.
Старый дед вылез из трактора и протянул парню топор с длинной рукоятью. Идущий по улице прохожий ускорил шаг.
– Тьфу ты! Только о еде и можешь… – вяло ругнулся Цыбуля. – Ты смотри, что делает!
Парень с размаху рубанул топором калитку. Замок слетел вместе со скобой, и вся семья устремилась во двор.
– Куда – смотри? – Коновалов нехотя поднялся, отряхнул штаны, подошел к будке.
Парень тем временем выбил входную дверь. Все скрылись в доме, только дед заковылял по двору к сараю.
Коновалов забрал у напарника бинокль, приник к окулярам.