Женщины выволокли из дома скрученный в рулон ковер, потащили картины, посуду, белье. Парень появился в дверях в обнимку с унитазом, аж светясь от счастья. Дед приволок из сарая лопаты и грабли. Дети носились туда-сюда, загружая в прицеп банки с консервами, настольные лампы, детские игрушки.
– Средь бела дня! – растерянно сказал Цыбуля. – Ни полиции, никого!
– Наверное, хозяева уехали, а приглядеть некому. Везде воруют.
Еще двое прохожих прошли мимо, старательно не замечая происходящего.
Цыбуля замотал головой:
– Не-е, это не воровство, это по-другому называется.
– Почему это?
– А потому что мародерство! – сплюнул, спустился с крыльца, пнул БТР по колесу. – И ни хрена ты с этим не сделаешь! Видишь же – это не бандиты какие-нибудь. Обычные крестьяне. Хозяйственные! Сербы уехали – так что ж добру пропадать?
Коновалов продолжал смотреть в бинокль.
Из дома выносили последнее: банки с краской, туалетную бумагу, связанные веревкой стопки газет. Громоздкий допотопный телевизор и лакированную тумбу взгромоздили поверх всего остального. Прицеп заполнился «с горкой».
Пока все рассаживались, парень вернулся в дом. Вскоре вышел, вытряхивая под ноги остатки жидкости из полупрозрачной бутыли.
Коля Коновалов, которого обычно ничем не проймешь, хоть кол на голове теши, тут заволновался, засопел.
– Зачем? Зачем так-то?
Парень чиркнул зажигалкой, поджег клок газетной бумаги и швырнул его в дверь. Дом вспыхнул как свечка. Дети в прицепе захлопали в ладоши от восторга. Парень подбежал к трактору, что-то весело объясняя, прыгнул к ним. Трактор тронулся.
– Цыбуль! Цыбуль, они дом спалили!
Цыбуля зло вышагивал от переднего колеса БТР к заднему.
– Это же чей-то был дом! – Коля не находил себе места. – Кто-то строил его, крышу крыл, полы в нем мыл, пыль вытирал. Почему они так? Это же не их!
– А вот потому, что это не их, суки бездушные! Меня, Коля, больше волнует вот какой вопрос: мы тут так и будем сидеть, квадратик взлетной полосы беречь? Это важно, понимаю, стратегия-политика, но если мне каждый день будут такое кино показывать, – Цыбуля ткнул трясущимся пальцем в сторону горящего дома, – то я точно быстро с катушек съеду!
– Мотор!
– Какой еще…
Коновалов уже бежал к «девятнадцатому»:
– Я в печку, ты к бревну, по инструкции! Едет кто-то.
И нырнул в башню. Цыбуля поправил на плече автомат, подошел к шлагбауму. Из-за поворота показалась старая разбитая легковушка, в салоне – трое.
Увидев блокпост, водитель остановился метрах в тридцати, развернул машину поперек дороги. Темноволосые бородатые мужики через открытые окна уставились на Цыбулю. После минутной игры в гляделки один медленно провел большим пальцем себе по горлу. Машина тронулась и вскоре скрылась из виду.
– И что это было? – высунулся из башни Коновалов.
Цыбуля пожал плечами:
– Альтернативное мнение.
Глава 39
Когда-то здесь текла спокойная сельская жизнь, наполненная трудом, бытовыми заботами, скромными радостями. Бедой считались ранние заморозки или засушливое лето. Годы отсчитывались от урожая до урожая.
Потом пришла настоящая беда. А потом деревня умерла. Остались дома с проломленными крышами и черными ртами окон, остовы хозяйственных построек, заросшие травой развалины. Сербская деревня Лешичи перестала существовать, не вынесла приближения бури. Косоваров здесь отродясь не было, а сербы ушли.
К наиболее уцелевшему дому в центре деревни подъехали два безликих темно-синих фургона. Во дворе уже стоял пикап Шаталова.
Из первого фургона с пассажирского места вылез Милич. Шаталов вышел из дома встретить полицейских отпускников.
– Рад вас видеть, Драган.
Милич кивнул, придержал Шаталова за плечо:
– Здравствуй, Радо! Дома все равно спать не смогу. А так хоть за радиста посижу. По горам-то я уже не силен бегать. Люди Брегича на подъезде. А я пока что пройдусь. С января здесь не был.
Здоровенные парни в защитных комбинезонах без знаков различия принялись вытаскивать из фургонов переносные удлинители, дизель-генератор, софиты, каски, аптечки, ящики с амуницией и оружием.
Старший, ровесник Шаталова, подошел к нему, оглядел с головы до ног.
– Ты – Радо? – пожал протянутую руку. – Я – Пламен. Слышал о тебе.
– Рад знакомству, – ответил Шаталов. – В доме есть пара свободных диванов и тахта. До выхода можно передохнуть.
Бармин приподнял брезент в кузове пикапа и скептически заглянул под него. Маевский неподалеку расстелил покрывало, разобрал на нем «калашников» и неторопливо чистил ствол.
– О чем задумался? – спросил он Бармина.
– Сколько километров до места, говоришь?
– По карте – пять, а ногами…
– Вот я и думаю, как миномет тащить, – задумчиво сказал Бармин. – А не брать – так куда ж без миномета?
– А ты пушку возьми. Ее катить можно.