Балканский венец

В Миезе самые счастливые годы жизни прошли, как один день. Невыспавшиеся, утомленные риторикой, борьбой и метанием копий, при звуках отбоя мчались они в кедровник на склоне горы и спешили излить друг другу накопившееся за день. С легкой руки Александра сын Лага вошел в этот сонм полубогов, как будто так и было предначертано. Сам же он стал называть Птолемея не иначе как братом. Это было очень лестно – всем было ведомо, что в жилах Александра текла не человеческая кровь, а божественный ихор, делавший бессмертными всех, кто к нему прикасался.

В те поры они были молоды и бесстрашны, впереди их ждал целый мир, небо было безоблачным, мечи крепко сидели в ножнах, и впереди шел, ведя их за собой, настоящий бог, спустившийся ради этого со своих олимпийских высот. Чего можно было еще желать? Под конец лета они пропадали в кедровнике на склонах Бермия целыми ночами, пытаясь отдохнуть там от палящего дневного зноя. Ночное небо в ту пору будто переливалось мириадами жемчужин, и казалось, что до Млечного Пути можно дотянуться руками. С неба на головы юным полубогам падали звезды, и они успевали загадать желание, прежде чем те тонули где-то за горизонтом, в объятиях далекого Океана.

В одну из таких ночей, утомленные изнурительными упражнениями и дневными проделками, но счастливые, устроились они в можжевеловых зарослях у прохладного горного источника. Сладко пахли сосны, надрывались цикады. В изнеможении повалились они на подстилку из сухой травы и хвои, кто-то разжег костер. Разговор как-то сам собой зашел о грядущем. Все наперебой стали говорить о том, что давно бы уже пора показать этим разжиревшим персам, что такое настоящие воины.

– Показать – это хорошо, – сказал тогда прислонившийся к стволу сосны Птолемей. – Но в этом ли наше предназначение?

– А в чем тогда? – посыпалось со всех сторон. – Разве есть что-то более героическое, нежели загнать этих проклятых персов туда, где им и место? Сколько лет мы терпели их власть! Пора бы уж и показать, что мы не женщины и не бараны. Гнать их обратно в их Азию, в какую-нибудь выжженную солнцем пустыню, где им самое место. Что может быть важнее этого? Царь Леонид…

– Так что Леонид? – спросил вдруг Александр, как будто впервые слышал о сем легендарном царе Спарты.

– Разве он делал не то же, что мы собираемся сделать?

– Полагаете, он именно это делал? – Птолемею было лестно, что Александр в споре перешел на его сторону. – Да он даже персов не победил. Нет, он сделал великое дело, конечно же, но совсем иного рода. Так что же он сделал?

– Он показал, как надо вести себя, когда отступать уже некуда. – Птолемей не был уверен в своей правоте, но у него не было иного ответа. – Он показал, что можно сделать невозможное, если сильно этого захотеть.

В ответ послышался смех.

– Это все хорошо на словах, – вступил в их разговор Кассандр. – Но убьют тебя в первом же бою – вот и будет тебе невозможное…

– Ежели будет на то воля богов… – попытался возразить Птолемей.

– А она известна тебе, эта воля? Может, завтра ты упадешь с этого склона и ударишься головой о камни? Что ты скажешь богам тогда? – прозвучало в ответ.

Снова раздался смех. Но на сей раз громче всех смеялся Александр.

– Отец мой небесный! Какие же вы все глупые! Самое страшное – это не когда нас поубивают в первом же бою, а когда мы победим во всех битвах и завоюем весь мир. Вот тогда и начнется самое страшное, ибо отступать нам будет уже некуда.

Смысл слов сих остался тогда темен для наперсников будущего Царя царей. Вспоминая потом эту ночь, Птолемей не уставал поражаться. Александр все знал! Он все предвидел! И сразу же сына Лага начинал терзать вопрос – раз он все знал, почему не предотвратил грядущее? Что могло помешать богу, сыну бога? На этот вопрос много лет уже не было ответа. Появился он лишь тогда, когда царю Египта открылась истинная природа вещей, а когда это случилось, поздно было уже что-то менять.

Разговор после этого ушел куда-то совсем в другую сторону. Пока отроки предавались глубоко научному диспуту о воле богов и человеческой свободе, Александр взглянул на небо и воскликнул:

– О! Еще одна! Какая яркая!

Он имел в виду упавшую звезду.

– Хороший знак! – сказал кто-то. – Боги благоволят нам в наших начинаниях.

Александр усмехнулся:

– Ой ли! А меня ни на день не оставляет чувство, что боги уготовили мне, да что мне – всем нам особое испытание. Совсем не то, к чему меня готовит отец, и даже не то, к чему готов я сам. Это проверка не силы, не доблести и не добродетели. Это не то, с чем столкнулся царь Леонид и что он так доблестно превозмог. Это зло. Неведомое и невообразимо отвратительное. Его не встретишь на поле боя и под стенами неприятельских городов, в походе и на хмельной пирушке. Но вместе с тем оно повсюду! Оно рыщет по миру в поисках наших душ, и теперь оно совсем близко…