Епископ Иван Трогирский, в Трау проповедовавший и там же почивший, заботился об этом городе при жизни и, как считается, вместе с Лаврентием надежно охраняет Трогир после смерти. Бенедиктинский монах Джованни Урсини (родом из местечка Осор) в конце XI века получил епископскую митру; однажды прямо во время мессы на него снизошел Дух Божий; спасая терпящих кораблекрушение, Иван по воде ходил аки по суше. Он совершил также множество иных благодеяний, в частности как-то раз отвел от городских стен завоевателей. Скончался этот праведник, судьба которого сплетает воедино славянские и романские корни Далмации, в похожем на частокол 1111 году. Останки епископа были утеряны, но потом магическим образом, через вещий сон набожного прихожанина Теодора, обретены заново. И вот теперь святой Иван покоится в прекрасной, розового камня, часовне Святого Ивана в соборе Святого Ивана (или Лаврентия) в кругу мраморного Иисуса Христа и апостолов его.
Скульптура самого́ добродетельного епископа украшает северные ворота Трогира. В одной руке святой держит посох, а другой благословляет все вокруг — и древний город, и славных его жителей, и случайных его гостей, и безмятежное море за своей спиной, и универсам
Название Τρογκίρ вполне можно перевести с греческого как «Козельск». Трогир, как и русский Козельск, достоин титула города воинской славы — только азиатские захватчики (сарацины) разрушили его на столетие раньше Козельска, который в 1238 году дотла сожгли монголы, в буквальном смысле слова утопив 12-летнего князя козельчан Владимира в крови. В 1242-м за стенами Трогира ровно от тех же монголов, добравшихся до своего «последнего моря», укрылся венгерский король Бела IV. Очевидно, и его ждала бы горькая участь маленького Владимира, но тут стало известно о кончине от пьянства хана Удэгея, и монгольское войско сняло осаду, окончив свой успешный западный поход. А то бы — кто знает? — и не было сейчас никакого Трогира.
Из Сплита сюда станет когда-нибудь возможно добраться поездом городской железной дороги, которую пока дотянули только до аэропорта Ресник. Сплит в 15 раз крупнее Трогира, и слава его много громче — прежде всего из-за великолепия дворцового комплекса, построенного 1700 лет назад по приказу императора Диоклетиана[51]
. Ничего подобного этому граду-прямоугольнику со сторонами примерно в 200 метров, отгороженному от остального Сплита высокими стенами, от античного мира не сохранилось. А может быть, ничего подобного в античном мире и не существовало — подтверждено, по крайней мере, то обстоятельство, что это единственный в истории случай, когда из императорского дворца получился вначале средневековый, а потом и современный город. Южная стена дворца выходит на кудрявую, в пальмах, набережную Хорватского национального возрождения, северная — к тенистому парку Йосипа Штросмайера, восточная — к оживленному зеленому рынку, западная — к чинной Народной площади и ратуше образца XV века. Дворец, набережная, парк, площадь, рынок, ратуша — всеобъемлющая система понятий, за пределы которой для постижения законов бытия выходить столь же избыточно, как за диоклетиановы стены, потому что внутри их и сейчас есть абсолютно все, от молельни до богадельни, от дома моды до обители греха, от почты до бани. В тот же квадрат вместилась идеология вульгарного хорватства — герб в красно-белую клетку, настоянный на пафосе войны за выстраданную независимость патриотизм, холодное недоверие к сербам, так и не ставшим братьями, поиски старого исторического и нового внутреннего родства с Западом.Мост Чиово в Трау. Открытка. Начало XX века
Как-то дождливой февральской полуночью я блуждал по улицам дворца Диоклетиана в поисках питейного заведения, чтобы в спокойной обстановке составить для московской спортивной газеты отчет о только что завершившемся в Сплите матче футбольной Лиги чемпионов. Зонта при мне не оказалось, я устал и продрог, а потому заказал в первом подвернувшемся прокуренном баре двойную порцию коньяка. Принесли мартель в пузатом бокале, почему-то заполненном кубиками льда. Я было удивился, но надменный официант проявил непреклонность. В его движении, прямо по песне «Машины времени», сквозило раздражение: не знаю, как в других странах, но у нас, сказало лицо официанта, коньяк охлаждают.
Городской мотив Сплита. Фото. 1927 год. Цифровая библиотека Словении