Балкон

Епископ (горячо). Точно. Пока мы находились в комнатах борделя, мы принадлежали собственной фантазии: выставленные напоказ, поименованные, обнародованные, мы соединились с людьми, с вами, и вынуждены продолжать эту авантюру согласно законам видимости.

Шеф Полиции. Вы ничего не можете. Я один…

Епископ. Итак, мы вернемся в свои комнаты продолжать поиск абсолютного достоинства. Нам было там хорошо, и именно вы заставили нас выйти оттуда. Наше положение было прекрасным. Обстановка полного отдыха: в мире и неге, за мягкими портьерами, под покровом женского внимания, под покровительством полиции, которая покрывает бордели, мы могли быть генералом, судьей, епископом – до полного совершенства – и наслаждаться этим. Из такого восхитительного и безбедного существования вы нас грубо вырвали.

Генерал (перебивая Епископа). Мои брюки! Когда я натягиваю мои брюки, какое это счастье! Теперь я сплю в моих генеральских брюках, я ем в них, я вальсирую – когда я вальсирую! – в моих брюках, я живу в моих генеральских брюках. Я – генерал, как он епископ.

Судья. Я – лишь сан, обозначенный мантией.

Генерал (Епископу). Мне всегда было так трудно подготовиться – первое время я начинал готовиться за месяц – готовиться натянуть на себя брюки или генеральские ботинки. А теперь они на мне навечно. О большем я и не мечтаю, даю слово.

Епископ (Шефу Полиции). Вы видите, он о большем не мечтает. Декоративная безупречность, наша стерильная, роскошная и величественная видимость разрушена. Ее больше не найти: пусть будет так. Но эта горестная сладость ответственности, ее вкус остался в нас, и мы находим это приятным. Наши комнаты не являются больше секретными. Вы говорили о танцах? Вы воскресили в памяти тот знаменитый вечер, когда раздетые – или ободранные, назовите это, как вам нравится – без наших священных украшений, мы должны были танцевать обнаженными на испанских площадях. Я танцевал, и признаю это, под общий хохот, но я по крайней мере танцевал. Между тем как теперь, если мне однажды захочется этого, я должен тайком пробираться в "Балкон", где приготовлена комната для прелатов, которые желают стать балеринами на несколько часов в неделю. Нет, нет… Мы собираемся жить при ярком свете, пользуясь всеми благами. Судья, солдат, прелат, мы собираемся действовать с целью беспрестанного приумножения своих регалий! Мы заставим их служить! Но чтобы они и мы служили – поскольку мы выбрали защищать ваши порядки – надо, чтобы вы их признали первым и отдали им дань уважения.

Шеф Полиции (спокойно). Не стотысячно повторяющимся зеркальным отражением – я буду Уникумом, в котором сто тысяч захотят объединиться. Без меня вы все были бы разбиты. И выражение "вдребезги" было бы тут уместно. (Его речь становится все более и более властной.)

Королева (Епископу, вкрадчиво). Сегодня вечером вы носите это платье, потому что вы вовремя не смогли убраться из моих салонов. Вам не удалось вырваться из одного из ваших ста тысяч отражений, но клиентура подтягивается… Пока понемногу, но Кармен уже сообщила о нескольких визитах… (Шефу Полиции.) Не пугайся. Перед восстанием их было больше… (Епископу.) Если б у вас не возникла мерзкая идея об убийстве Шанталь…

Епископ (притворяется испуганным). Шальная пуля!

Королева. Шальная или нет, Шанталь была убита на Балконе, на Моем Балконе! В то время, когда она пришла навестить меня, пришла повидаться со своей хозяйкой…

Епископ. Мне потребовалось присутствие духа, чтобы сделать ее одной из наших святых.

Шеф Полиции. Традиционное поведение. Рефлекс мужа Церкви. Но вас нельзя с этим поздравить. Ее изображение на нашем знамени не очень-то помогает. Или скорее… оно способствует всевозможным кривотолкам. Шанталь осуждена теми, кого она должна была спасать…

Королева (раздраженно). Опять все сначала! (С этой минуты Королева и Шеф Полиции кажутся очень обеспокоенными. Королева задергивает занавески, мельком взглянув на улицу.)

Посланник. Все.

Генерал. Надо будет… подниматься в карету? Медлительность кареты!

Епископ. Шанталь, если бы я заставил убить ее, затем канонизировать, если бы я заставил поместить ее изображение на знамени…

Королева. Там должно бы находиться мое изображение…

Посланник. Оно уже на почтовых марках, на банковских билетах, на печатях комиссариатов…

Генерал. Медлительность кареты…

Королева. Я никогда не буду той, кем я являюсь?

Посланник. Больше никогда.

Королева. Любое событие моей жизни: моя кровь, если я поцарапаюсь…

Посланник. Обо всем, что вас касается, будет написано прописными буквами.

Королева. Но это Смерть?

Посланник. Она.