Баллада о Розеттском камне

Не повезло!..

Ругнулись,

но — слегка, едва-едва.

И — снова в очередь:

«Нам — пива два!!!»

— Разве можно мешать любовь с пивом?!

— Конечно. Пиво только с водкой мешать нельзя... Шутки дурацкие у меня, зато на душе стало легче...

БУМ!!! Что случилось?!

Что-то случилось. То ли звезды рванули вверх, то ли я на подоконнике свалилась вниз. Да, подоконник снова прилип к дому, на свое место. А что бумкнуло-то? «Справочник по лазерам», часть 2. Свалился на пол. Спрыгиваю. Под ногами хрустнул пузырек. Безобразие! Завтра надо будет...

— Какое-такое «завтра»?! Завтра не будет, понятно?!

— Как?! Я же не успею рассказать!

— А кому рассказывать? Звезда исчезла! Как только окно свалилось вниз, звезда исчезла!

— Что ж, я все равно расскажу! Имеющий уши, да услышит!

— А почему дальше написано, что это часть третья? Ни первой, ни второй не было ведь?

— Вот это все и было — две части вместе, а теперь будет совсем новая часть — третья. Там будет, во-первых, о Розеттск... Нет! Там будет: в-третьих, о любви, во-вторых, экскурс «О многообразии конфигураций человеческого уха», и, во-первых, «Баллада о Камне»...

Часть III

«Мне больше нравится рассказывать о поражениях, рисовать одинокие души, судьбы, сотрясаемые действительностью... Но поражения никогда не бывают полными, окончательными. В каждом поражении возникают новые силы, новые энергии...»

Лукино ВИСКОНТИ.

Все вы смотрите больше на человеческие обертки. На шелуху: машины, одежду, обувь. В душу-то редко вы заглядываете к человеку.

ИМЕЮЩИЙ УШИ... Каждый имеет уши, и каждая пара ушей резко отличается от другой пары, так же как лицо человеческое всегда отличается от другого человеческого лица. У девушки с портрета Доменико Венециано уши шестигранные и напоминают по форме бензойные кольца, как их принято обозначать в учебниках по химии и физики. У мадонны фра Филиппо Липпи (у его возлюбленной, которую он всюду изображал в качестве мадонны) ушки кругленькие, как калачики. У Лионелло д'Эсте кисти Пизанелло рельеф уха запечатлел римский символ «помиловать», так редко используемый публикой при решении судьбы побежденного гладиатора,— кулак с большим пальцем, указующим вверх. У Федериго да Монтефельтро уши повелевают: «Казнить! Нельзя помиловать!» — большой палец, отделенный от кулака, смотрит вниз. У куртизанок Карпаччо безысходные, трехслойные, обреченные, скучные, мрачные, тупые уши. У мужчины в шитом золотом одеянии на картине Ван Эйка ушки узенькие, чтоб ничего лишнего не услышать. У мадонночки рядом — ушки на грани исчезновения. Картина как бы кричит: «Ничего нам не надо! Ничего не хотим слышать и слушать! Вот и безухий ангел с короной прилетел. У нас и так все хорошо, а ваши дела нас не волнуют».

У Амура Лукаса Кранаха уши смотрят вниз — наверное, чтобы при полете не задевать о крылья. У мадонны Жана Фуке (с фигурой Софи Лорен) уши устремлены вверх (быть может, какой-нибудь великанище приходил к ней каждое утро и по пять минут приподнимал за уши над полом, чтобы верх фигуры — под действием силы тяжести! (везде физика! без нее — никуда!) — стремился отделиться от второй ее половины)...

— Менделеев (о творчестве Блока): «Сразу виден талант, но непонятно, что хочет сказать». Здесь: рассуждений много, но в чем суть?!

— Хорошо, вернемся на абзац раньше: «У нас и так... а ваши дела нас не волнуют!» Имеющий уши не услышит...

— Зачем же ты рассказываешь?

— Я рассказываю в надежде, что...

— Так давай дальше! Вдруг кто-нибудь да выслушает! Скоро ночь кончится! Времени совсем нет!

— Дорогие мои слушатели! Времени у нас нет! Читайте так... читайте (я вас очень прошу!), как если б вы знали, что завтра никогда не наступит, если вы не успеете прочесть!

Когда соседская Танечка была маленькая, она говорила: «Я думую-думую-думую, саабазаю!» Вот и я думаю и соображаю: что изменится, если одного человека не станет? Если меня не станет? (Рассуждения братьев-купцов, застигнутых бурей на Соловецких островах: «Если на свете не станет еще двух промышленников, белому свету от этого переменья не будет...»). Но — Розеттский камень! Поддержка и опора... Птолемей и Клеопатра. Египтяне на письме опускали гласные, значит, Птлм и Клптр. Три согласные совпадают! Шампольон проверил иероглифы. Это была победа! 23 сентября 1822 года — день рождения новой науки, египтологии, Шампольону, отцу ее, чуть больше тридцати лет (хотя ступить на египетскую землю ему довелось только шесть лет спустя)...

Многое бы я отдала, чтобы увидеть, как отец египтологии, сойдя с корабля на берег, застывает в неподвижности, а затем, наклонившись и набрав пригоршню песка, целует эту обетованную высохшую землю, столько повидавшую, столько веков молчаливо хранившую свою тайну, дождавшуюся все-таки того, кто сумел вернуть ей историю.