Баллада о змеях и певчих птицах

Кориолан спустился на платформу с больной головой и сухим, как наждак, языком. Следуя приказу, он и трое других новобранцев построились и целый час прождали сопровождения. Наконец явился миротворец, немногим их старше, и они отправились пешком по грязным улицам. Жара и высокая влажность превратили воздух в нечто среднее между жидкостью и газом. Влага облепила тело Кориолана липкой пленкой, и вытереть ее никак не удавалось. Пот не высыхал, только продолжал струиться. Из носа текло, кончик носа почернел от угольной пыли. Носки хлюпали в тяжелых жестких ботинках. После часового перехода по усыпанным шлаком улицам с остатками потрескавшегося асфальта они вышли к военной базе, которой предстояло стать их новым домом.

Надежное ограждение и вооруженные миротворцы у ворот смотрелись впечатляюще. Новички последовали за провожатым мимо невзрачных серых зданий. Возле казарм две девушки их покинули, и Кориолан со вторым новобранцем – высоким, тощим как жердь юношей по имени Юний, прошли в комнату с четырьмя двухъярусными кроватями и восемью шкафчиками. Две пары коек были аккуратно заправлены, на двух свободных возле грязного окна, выходившего на мусорные баки, лежали стопки белья. Кое-как себе постелив, Кориолан занял верхнюю койку, уступив нижнюю соседу, который боялся высоты. Остаток утра они потратили на то, чтобы принять душ, разложить вещи и ознакомиться с учебным пособием для новобранцев. К обеду следовало явиться в столовую.

Кориолан стоял в душе, запрокинув голову, и глотал теплую воду. Он трижды вытерся полотенцем, но кожа сухой так и не стала. Надев чистую форму, он распаковал вещмешок и сунул драгоценную коробку на верхнюю полку шкафчика, затем вскарабкался на свою койку и принялся внимательно изучать пособие – или сделал вид, что изучает, – чтобы избежать разговора с Юнием. Дерганый парнишка, похоже, нуждался в утешении, на которое Кориолан был сейчас не способен. «Пойми же наконец, наивный Юний, – хотел сказать Кориолан, – жизнь твоя кончена». Внезапное отсутствие обязанностей – перед Академией, перед семьей, перед своим будущим – лишило его последних сил. Даже самая незначительная задача приводила его в уныние.

Незадолго до одиннадцати часов за новичками зашли соседи по казарме: разговорчивый круглолицый юноша по прозвищу Улыба и его низкорослый щуплый приятель Блоха. Четверка направилась в столовую, где стояли длинные столы с потрескавшимися пластиковыми стульями.

– По вторникам у нас хэш! – радостно объявил Улыба. Пробыв миротворцем всего неделю, он успел не только выучить, но и полюбить здешний распорядок. Кориолан забрал поднос с миской, содержимое которой напоминало собачью еду, щедро сдобренную картофелем. Голод и воодушевление товарищей придали ему смелости. На вкус блюдо оказалось вполне съедобным, хотя и немного пересоленным. Также ему дали две консервированные груши и большую кружку молока. Не шикарно, зато сытно. Похоже, в армии голодать не придется – питание здесь гораздо более полноценное, чем дома.

Улыба объявил, что теперь они друзья, и к концу обеда Кориолан с Юнием получили прозвища Джент, сокращенное от «джентльмена», и Дылда – один из-за изысканных манер за столом, другой из-за телосложения. Кориолан обрадовался: в последнюю очередь ему хотелось трепать имя Сноу. Никто из соседей по казарме Голодные игры не упомянул. Выяснилось, что у новобранцев есть доступ лишь к одному телевизору, в комнате отдыха, причем сигнал здесь настолько слабый, что его практически никто не смотрит. Если Дылда и видел Кориолана в Капитолии, то вряд ли признал в обритом наголо солдате. Никто не ожидал увидеть его здесь. Могло быть и так, что слава Кориолана ограничивалась Академией и кучкой бездельников в Капитолии, следивших за действом в прямом эфире. Кориолан успокоился и рассказал друзьям, что отец у него был военным и погиб на войне, дома остались бабушка и кузина, и школу он закончил на прошлой неделе.

Выяснилось, что Улыба с Блохой, как и многие миротворцы, были вовсе не капитолийцами, а уроженцами дистриктов.

– Стать миротворцем – большая удача, – заявил Улыба. – Гораздо лучше, чем работать на фабрике. Много еды, и денег хватает, чтобы посылать предкам. Некоторые воротят нос, но я скажу тебе вот что: война давно закончилась, и работа есть работа.

– Значит, ты согласен надзирать за своими? – не удержался Кориолан.

– Для меня они чужие. Сам-то я из Восьмого. Нельзя служить в том дистрикте, где родился. – Улыба пожал плечами. – К тому же моя семья теперь тут, Джент.

Возможность познакомиться с другими членами новой семьи выпала Кориолану сразу после обеда, когда ему дали наряд на кухню. Под руководством Кренделя, старого миротворца, потерявшего на войне левое ухо, Кориолан разделся до пояса и простоял четыре часа напролет в клубах пара над раковиной, чистя кастрюли и поливая из шланга металлические лотки. Затем он перекусил все тем же хэшем и приступил к мытью полов в столовой и коридорах. Вернувшись в казарму за полчаса до отбоя (свет гасили в девять), Кориолан рухнул в постель в одних трусах.