Крутящиеся вертолетные винты гонят песчаную поземку, заметающую носилки с капельницами и выложенные в быстро прирастающий ряд телА убитых — их просто не успевают заносить в вертолеты без опознавательных знаков. Четыре тЕла лежат отдельно, чуть поодаль; принц Турки аль-Фейсал, в мятой камуфляжной куртке без погон, опустился перед ними на колени, лицо у него отрешенное и абсолютно неживое. Сзади подходит Подполковник — всё в том же нелепом чиновничьем плаще с чужого плеча и с тростью, осторожно кладет ему руку на плечо:
— Примите мои соболезнования, принц…
— Спасибо, мистер Александер. Это была хорошая смерть. Правильная… Как там ваши люди?
— Двое в критическом состоянии — счет идет на минуты. Третий получше, но медлить тоже не стОит…
— Прошу меня простить… — принц медленно проводит ладонью по лицу. — Я что-то совсем развалился. Вертолет с ВАШИМИ ранеными уйдет сию минуту — это самое малое, что мы можем для вас сделать. Еще раз простите.
— Вы разом потеряли стольких близких, принц… — склоняет голову Подполковник.
— Не во мне дело. Один из них, — внезапно отворачивается саудит, и голос его становится глухим и невыразительным, — мой внук. Его мать — датчанка, она всегда была против того, чтоб мальчик шел на военную службу, а уж когда я поспособствовал его переводу в спецназ… Не знаю, право — как ей сообщить…
…Когда носилки с капельницами затаскивают в вертолет, перевязанный и обколотый всякой химией Николай слабым кивком подзывает Подполковника:
— Эй! Мы попали?..
— Чего тебе, брат-храбрец? Всё в порядке, расслабься…
— Отстрелялись мы как, спрашиваю?
— Отстрелялись отлично, по первому классу! От трех первых ракет «Гранит» увернулся, но четвертой вы его уделали. Никто, кроме вас, так не смог бы — здешние эксперты только руками разводят.
— Это хорошо, — спокойно кивает ракетчик, откидываясь на подушку. Он проваливается в забытье почти сразу, успев, однако, пробормотать напоследок: «Как думаешь, мужик — сильно навороченную могильную плиту можно отгрохать на сто штук баксов?»
128
Вертолет приземлился у здания странной архитектуры посреди пустыни — взлетная полоса, колючая проволока, прожектора: явно из тех спецобъектов, отираться близ которых не рекомендуется. Носилки с ранеными на рысях утаскивают внутрь здания. Бедуин в камуфляже без знаков различия, почтительно козырнув Подполковнику, обращается к тому на сносном английском:
— Зовите меня капитаном Зейдом, мистер Александер. Мне приказано охранять вас и ваших людей.
— «Охранять», — прищуривается Подполковник, — в смысле «защищать» или в смысле «сторожить»?
— Простите, сэр — мой английский недостаточно хорош… Если кто-нибудь захочет увезти вас отсюда против вашей воли, ему придется прежде убить меня с моими людьми. Так — понятнее?
— Ясно… — Подполковник провожает взглядом Гюльчетай, деловито спешащую мимо со «Стингером» на плече. — Вы станете нас охранять от всех — и от своих, саудитов, тоже?
— В приказе принца, — спокойно отвечает Зейд, — не упомянуто о каких-либо исключениях.
129
Принц, стремительно пройдя по слабо освещенному коридору, толкает стеклянную дверь и оказывается в казенного вида помещении. За офисным столом с лежащим на нем спутниковым телефоном — Подполковник, с которым принц обменивается рукопожатием:
— Как ваши раненые, мистер Александер?
— Живы. Ракетчик — тот даже поправится, — чувствуется, что Подполковник не слишком располложен к светским разговорам о здоровье.
— Наши врачи…
— Ваши врачи сделали всё, что можно. Но если один получил пулю в позвоночник, а другой остался без глаз — можно очень немногое… А что там у вас — в
Принц нашаривает позади себя офисное кресло на колесиках и усаживается по другую сторону стола. Долго молчит, будто бы собираясь с духом.
— В
— Ясно. А саудиты?
— А что — саудиты? Вы же понимаете: история о том, как трое неверных по собственному почину спасли Черный камень Каабы — не из тех, что придутся по вкусу здешним… тьфу, чуть было не выразился по-вашему:
— Да уж…
— Я в безвыходном положении — вместе с вами.
— Понимаю. Хотите, чтоб я
— Ваша ирония не вполне уместна. Я ведь продукт традиционного социума, мистер Александер, так что вы для меня сейчас — прежде всего