Читаем Баловень судьбы полностью

Баловень судьбы

Элегия беспокойно заходила подо мной. Капитан взвыл, выхватил кинжал и уколол круп белой лошади. Элегия заржала дурным голосом и понесла меня навстречу смерти. От неожиданности я чуть не выпал из седла и не выронил пику. Мы стремительно сближались. Наконечник барона зловеще вспыхнул, в небе вынырнуло солнышко, любезно решившее осветить эти, полные драматизма, события. Пика барона была направлена мне в голову, барон по джентельменски решил не играть со мной, бить наверняка. Я болтался в седле из стороны в сторону, шлем съехал мне на глаза и я мчался вслепую, не решаясь его поправить — если я на миг отпущу поводья, то вылечу из седла. Наконечник моего копья выписывал восьмерки, ставя многих в недоумение по поводу нового приема. А тут, как назло, появились позывы к рвоте, не хватало еще захлебнуться в собственном шлеме.

Последние мгновения до сближения я не видел барона, мне было очень плохо, я боролся с горлом, которое дергалось от спазмов. Проиграв эту схватку, я послал всех подальше, ничего не видя и не слыша, я упал на шею Элегии и обильно полил землю под ее копытами из содержимого своего желудка. Где-то в этот промежуток времени мы должны были столкнуться.

После Оутли-Шумахер рассказывал, что было мгновение, когда он точно видел копье Ворлока, готовое пробить мою тупую голову. Вдруг я неожиданно пригнулся и барон Ворлок промахнулся. А потом…

Я хочу объяснить это просто случайностью, потому что в момент столкновения я даже его не видел и не думал о нем, как и начисто забыл про свое копье. Описывая пикой круги и восьмерки, я случайно попал и срезал ремень, которым закрепляется на лошади седло.

И вот что случилось потом, пока я поливал копыта Элегии — конь Ворлока испуганно взвился на дыбы, седло съехало в сторону, а сам Ворлок, потеряв равновесие, стал падать. Ему не повезло, одна нога застряла в стремени и конь тянул барона за собой до края поля, где его поймали мои секунданты. Впрочем, барону Ворлоку было уже все равно, его голове опять досталось.

Это все творилось за моей спиной и я ничего не видел и не слышал. Элегия брезгливо перепрыгнула лужи и с галопа перешла на спокойный шаг, всем своим видом показывая, что это не она — это ее хозяин. Я, наконец, смог отпустить проклятые поводья, расстегнуть ремень под подбородком и скинуть шлем. В уши ворвался ликующий рев футбольных фанатов, это отрезвило меня, я вспомнил — кто я и зачем здесь. Я удивился, что еще жив и стал искать на поле барона. Я увидел, как его тело тянется за лошадью, вот тогда я и закричал как Гойко Митич:

— Хийя! Юп-юп, хий-я!

Это был воинственный клич апачей.

Я отбросил в сторону не нужное теперь копье и осторожно слез с лошади, все еще недоумевая, что остался жив. Все-таки прав был Звездочет, когда говорил о благосклонности звезд в мою пользу.

— За-щит-ник!!!

— Слава Защитнику принцессы!!! — скандировали люди, наверное, мало кто видел мои упражнения с желудком, впервые в жизни живот спас сам себя.

Я вытащил из ножен меч Эрика и под одобрительный гул болельщиков стал размахивать им над головой. Мои секунданты что-то восторженно орали и бежали мне навстречу. Я посмотрел на королевский помост — мне хлопали в ладоши. Возможно, я буду помилован.

Я чувствовал себя героем, пусть это было просто слепое провидение, но я остался жив после такого испытания. С радостью и болью я убедился еще раз, что это не сон.

Усы капитана словно антенны, торчали в разные стороны — он, смеясь, обнял меня. Вист, Покер и Нап хлопали меня по спине и плечам.

— Ну, такого я не ожидал! — приговаривал капитан. — Такой финт, что складывается впечатление, что ты притворялся все это время!

— Без удара опрокинуть барона Ворлока! Такого он просто не переживет! воскликнул Вист. — Ты счастливчик. Точно, везучий!

— Баловень судьбы! — подсказал Нап.

— Точно баловень, — согласился, крутя усы, Оутли-Шумахер.

Вот так я и стал Баловнем судьбы, прозвище закрепилось за мной. Иногда я действительно в это верил, когда в очередной раз удавалось спасти свою шкуру от дырок. В этом новом мире мне хоть как-то начинало везти. Защитник на такая уж и плохая профессия, особенно у такой принцессы. Так как честь принцессы я отстоял и отыграл слово короля, мне была объявлена амнистия, о палаче я временно забыл. В королевстве в тот день был объявлен праздник и народное гуляние, король пожертвовал несколькими бочонками с вином и тушками трех молодых бычков. В празднике, можно сказать, устроенном в мою честь, я не участвовал — сказалась проведенная ночь и наполненное стрессами утро. Спасибо приказу короля — он велел оставить меня в покое и, пока я спал, в дверях стоял почетный караул.