Баловни судьбы

Но разве справедливо, что он хочет выместить свою злобу именно на мне, думал он. Это полнейший абсурд. И что же мне с ними делать сегодня? Раньше нам бывало хорошо вместе. Может, попробовать поговорить с ними, ведь раньше мы понимали друг друга. Только бы удалось собрать их в комнате отдыха сразу после ужина, хотя бы только старших. Я бы сказал им, что нам нужно спокойно все обсудить, чтобы между нами не было недоразумений и недомолвок, только бы...

Не захотят они меня слушать, я только раздразню их еще больше, ничего не выйдет. От боли у него сдавило виски.

Так что же с ними делать?

Вдруг послышался громкий звон ножей и посуды. Он понял, что они закончили ужин и, не дожидаясь его распоряжения, начали убирать со стола. Его запоздалое «спасибо» прозвучало жалко и утонуло в шуме.

Они возвратились с кухни, чтобы забрать стопки тарелок, пустые блюда и блюдца. Бондо и Микаэль приступили к своим обязанностям дежурных по кухне, остальные разбрелись кто куда. Он взял тряпку, вытер столы и направился в комнату отдыха, зиявшую пустотой. Дом был пуст, как бывает в страстную пятницу, когда все, у кого есть хотя бы малейшая возможность куда-нибудь уехать, покидают его. Удручающе пуст.

Он походил по комнате, поправил журналы на полке, аккуратно сложил газеты на столе, где они обычно и лежали, закурил, прислушиваясь к доносившимся из кухни звяканью посуды и гудению моечной машины.

Вызывающая, враждебная пустота.

Дождь перестал. Только одна запоздалая капля скатилась по оконному стеклу, оставив тоненький след. В часах что-то надсадно захрипело и раздался короткий, громкий удар. Половина седьмого. Улла, наверное, уже кормит малышку, потом выкупает ее и уложит в постель. Как правило, они не оставляли девочку спать одну, и, хотя Улла обещала заглядывать к ней, он не был уверен, что она вспомнит об этом.

Без двадцати девяти семь.

Нет, не было никакого смысла торчать здесь неизвестно зачем. Он обошел дом. Все спокойно. В комнатах, где ребята крутили свои транзисторы, звучала музыка, из других доносились смех и веселые голоса. Он спустился в подвал. Никого в биллиардной, никого за теннисным столом. Обычно они спорили за биллиардом, стучали киями по полу и безжалостно лупили ракетками по мячу, гоняя партию за партией в пинг-понг.

Сегодня все пятнадцать находились в своих комнатах. Он не спеша побрел обратно, и, когда уселся с газетой в руках, в комнату заглянула кухарка.

— Чашечку кофе, Аннерс?

— Да, пожалуйста. Может, вместе посидим?

Она секунду раздумывала, потому что обычно пила кофе у себя. Потом сказала:

— Так и быть, с тобой посижу.

Они с кухаркой давно уже разыгрывали комедию. Этакий флирт на виду у всех. С особым удовольствием он исполнял эту свою роль на интернатских вечерах. Она была почти вдвое старше его и почти вдвое толще. По меньшей мере раз в год он целовал ее при всех, когда она кружила его в танце и, несмотря на свою полноту, казалась намного проворнее и изящнее его.

Улле она не нравилась, ее раздражали его дурацкие ухаживания за этой толстухой, его «снобизм наоборот», как она это называла. Она не понимала, что «толстуха» ему симпатична и что чувство симпатии к ней, которое он разыгрывал, в сущности, было неподдельным. Он уверял себя, что и ее чувство к нему было непосредственным и искренним, что ей тоже по душе их игра и его единственного она балует лишней чашечкой кофе во время вечерних дежурств.

Она принесла кофе и села, помешивая ложечкой в чашке.

— Пора привыкать пить без сахара, — пошутил он, следуя правилам игры, — а то совсем растолстеешь.

— Тогда я тебе еще больше буду нравиться, — ответила она ему в тон. — Ради тебя и стараюсь.

— Не знаю, не знаю. Мне с тобой и так уже стыдно на людях показаться, — продолжал он и тут же замолчал, почувствовав, что переборщил.

Некоторое время они молчали.

— Куда они все подевались? — спросила она немного погодя.

— В комнатах у себя. Знаешь, Фрида, ерунда какая-то получается. Курить будешь?

Он пододвинул ей пачку сигарет и щелчком подтолкнул спички. Она вынула сигарету и прикурила.

— Почему ерунда, Аннерс?

— Понимаешь, я и сам не знаю. Просто начинаю думать, что не справляюсь с работой.

Она рассердилась. Ее большое круглое лицо исказилось от возмущения.

— Что за чушь! Конечно же, справляешься, ты здесь единственный, кто действительно справляется.

К своему удивлению, он почувствовал, что на глаза навернулись слезы.

— Ну, это уж ты хватила! — сказал он и, предпринимая жалкую попытку снова взять шутливый тон, добавил: — Ты только и мечтаешь, как бы переспать со мной, только ничего у нас не получится. А жаль.

Широко раскрыв рот, она засмеялась. Все в ее облике было крупным, открытым. И душа у нее нараспашку. Просто хороший, добрый человек.

— Совершенно верно. Супруга уедет — заходи.

Он кивнул.

— Обязательно. Будь уверена.

Что же, интересно, она будет делать, когда вскоре уйдет к себе и оставит его одного? Читать книгу? Какой-нибудь журнал? Радио слушать или, может, писать письмо? Или просто ляжет спать?

— Чего ты ждешь от жизни, Фрида?