— Оно начнется по нашему сигналу, — перебил Чернов.
— Мне поручено доставить в Ревель оружие и динамит, — будто не слыша его слов, заговорил Отто.
— Как думаете распорядиться динамитом? — спросил Валентин Кузьмич, стряхивая с колен табачный пепел.
Опасаясь подвоха, Отто ответил уклончиво:
— Станем делать бомбы.
— Какие и кто будет делать?
— Определенно я не могу сказать. Но раз велели привезти динамит, то, видимо, есть кому делать бомбы.
— А кого собираетесь убивать? — Бульдожий подбородок уставился на Отто.
— В ходе восстания будет видно…
— Почему бы не губернатора, скажем? И не дожидаясь восстания… А?
— Но такой акт может помешать выступлению, — начал было Сырмус.
Его перебил Чернов:
— Убийство царского сатрапа никогда не помешает нашему делу.
— Вот-вот! — запыхтел Валентин Кузьмич. — Такой акт может послужить сигналом к восстанию. — И без всякого перехода: — А что слышно в морском учебном отряде? На крейсере «Память Азова»?
— Я среди матросов не работаю. Точно сказать ничего не могу. Знаю, что на крейсере есть наши люди.
— М-да… — обдумывая что-то, протянул Валентин Кузьмич. — А как перевезете оружие?
Отто не успел ответить, его опередил Сырмус:
— Думаем через залив переправить. Сочувствующих финских рыбаков нетрудно найти.
— Морем, пожалуй, наиболее разумный путь, — одобрил Валентин Кузьмич. — На том берегу поосторожней будьте. Не ровен час на пограничную стражу или казачий разъезд напоретесь. Высаживайтесь в городе, рекомендую.
— Возможно, так и сделаем, — ответил Отто. — С лодочником посоветуемся.
— Было бы чего выгружать, — сглаживая напряжение, пошутил Сырмус. — Как я понял, динамитом, нам поможете?
Эсеры переглянулись. Вопрос требовал конкретного ответа.
— Туго у нас с динамитом, — заговорил Чернов. — И свои планы имеются…
— Да, мы готовим ряд серьезнейших террористических актов в столице, — важно бросил Валентин Кузьмич. — Динамит нам самим крайне нужен. Но помочь поможем. Как, Виктор Михайлович?
— Смотрите, вы глава, — ответил Чернов. — Лично я не против.
— Ну, значит, решено. — На одутловатом лице Валентина Кузьмича появилось подобие улыбки.
Он встал. Поднялись и остальные.
— Можете своим сообщить, — заговорил он опять, — завтра динамит получите. Не обещаю много, но кое-что выкроим. Возможно, часть будет в виде студня, так сказать, полуфабрикат. Но раз у вас имеется специалист, это не помеха. К тому же студень безопасней перевозить.
Отто опять ощутил на себе тяжелый взгляд.
— Мы рады, что и единомышленники Ульянова признают бомбу.
— Как боевое оружие в ходе восстания… — начал было Отто.
— Да, конечно, конечно. Я сам устал от террора, но партийная дисциплина обязывает. Я только солдат… А где сейчас Владимир Ильич? Надеюсь, он здоров и еще в Гельсингфорсе? Или уехал в столицу?
В памяти Отто возник опять человек, который тогда в Петербурге, вылезая из экипажа, вот так же сутулился, как Валентин Кузьмич. Отто неопределенно пожал плечами.
Взгляд эсера перескочил на Сырмуса, и тот проговорил первое, что пришло в голову:
— Владимир Ильич, кажется, из Гельсингфорса уехал. Но точно разве мы можем знать, в особенности Отто…
— Да, да, понимаю, — закуривая от догоревшей папиросы новую, протянул Валентин Кузьмич. — Откуда вам знать. Конспирация — дело тонкое. Руководителей нужно беречь…
— И очень! — вставил Чернов.
— Желаю счастливого пути.
Отто почувствовал в своей руке потную ладонь Валентина Кузьмича.
— А губернатора-то пристукните. Он того стоит…
Их взоры встретились.
Кто же он?
Сырмус и Отто шли молча, занятые своими мыслями. Первым заговорил Сырмус:
— Кажется, товар будет…
Отто промолчал.
— Что, сомневаешься?
— Нет, я о другом…
— О чем же?
— Чертовщина какая-то. Даже соображение потерял.
— А мы сейчас найдем твое соображение, — все еще нe понимая душевного состояния товарища, пошутил Сырмус. — Я знаю неподалеку подходящее местечко. Там всегда чудесные сосиски и бесподобное пиво. Хозяин — мюнхенский немец. Прямо а-ля Бавария.
— Согласен. Признаться, я здорово проголодался.
Пивная помещалась в полуподвале на одной из улочек, сбегающих к эспланаде — широкой магистрали с бульваром посредине. Подвальчик встретил Сырмуса и Отто клубами табачного дыма, оживленным говором и глухим постукиванием высоких оловянных кружек. На ступеньках они остановились, высматривая место. У дальней стены оказался незанятый столик.
— Здесь, кажется, мы можем спокойно поговорить, — сказал Сырмус, когда им подали ужин. — Мне сдается, что этот мрачный толстяк чем-то озадачил тебя. Да, типчик скользкий…
— И так озадачил, что у меня язык не поворачивается.
Сырмус вопросительно взглянул на товарища. Тот резко нагнулся к столу и выпалил:
— Он служит в охранном отделении!
— Кто?!
— Да этот толстый тип…
— Валентин Кузьмич? — Сырмус задохнулся от волнения. — Говори же толком!