– Ты ешь, ешь, – сказал я. – Картошку вот, пока не остыла.
– Не хочу. – Владлен удовлетворился очередным куском минтая. – Вадим, я вот почему тебя позвал. Что делается в стране? Убили Юшенкова. Убили Щекочихина…
– Щекочихина не убили.
– Отравили втихаря, значит, убили. Убийц и заказчиков, конечно, не найдут. Мы что же – превратились в гангстерское государство?
– Хотел бы и я, – говорю, – получить ответ на этот вопрос. Сам знаешь, в обществе у нас сильное расслоение. От сталинского времени немало людей осталось с вывихнутыми мозгами.
– Фашисты! – выкрикнул Савкин. – Это они ведут отстрел политиков с демократическим взглядом. Взрывают дома и спящих людей. Какие-то шахеды появились…
– Шахиды, – уточнил я.
– Пояса со взрывчаткой на них – вó придумали! Вчера по радио: две чеченки взорвали себя у входа на тушинский аэродром, где шел рок-фестиваль. Люди пришли музыку послушать, а их…
Владлен захлебнулся от собственной обличительной речи, закашлялся. Я налил ему в чашку лимонад, он отпил, поставил чашку на столик и вдруг повалился на кровать, закрыв глаза.
– Влад! – Я схватил его за руку, потеребил. – Ты чего, Влад? Тебе плохо?
– Нет, нет… Не пугайся… – И, помолчав: – Германский фашизм разгромили, а у себя дома не заметили, как он вырос… пророс…
– Ну почему не заметили? – возразил я. – Очень даже заметно. У нас на глазах происходит превращение чиновничье-олигархического государства в полицейское. Власть стала поощрять националистические настроения. Но существует оппозиция, которая…
Я стал развивать эту тему – о нелегкой жизни оппозиции в нынешней России. Владлен слушал, закрыв глаза. Казалось, что он засыпает… или уже уснул… Вдруг он повернулся на бок, лицом ко мне, и сказал, ухмыляясь:
– А ты знаешь? Делавары плавают так же хорошо, как ползают в кустах.
– Делавары? – переспросил я. – При чем тут делавары? Хлопнула в прихожей дверь. В комнату вошла Оксана:
– Ну как вы тут?
– А где Великий Змей? – обратился к ней Савкин, приподнявшись на локте. – Уплыл по течению! – выкрикнул он и захохотал. – Понятно, нет? Прыгнул в реку и поплыл!
– Понятно, понятно. – Оксана достала из тумбочки темный флакон, а из него – белую таблетку. – На-ка, прими, Великий Змей. – Дала Владлену запить из чашки. – Вот так. Успокойся.
Ее движения были быстры и точны.
Успокоительная таблетка подействовала: Владлен заснул, хрипло дыша раскрытым ртом. Оксана позвала меня на кухню. Тут между холодильником и шкафчиком была втиснута узенькая тахта, накрытая чем-то пестрым, по-молдавски ярким. Мы сели за столик, Оксана налила мне водку в стопку, а себе кока-колу.
– Вадим Львович, – щуря глаза под сплошной черной бровью, сказала она. – Извините, что я… Можно с вами откровенно?
– Да, конечно. Слушаю вас.
– Я почти год у Владлена и вижу, как он ухудшился… то есть здоровье ухудшилось…
– Он совсем не ходит?
– С ходунками до туалета только. Но беспокоит другое. С весны началось, он в разговоре вдруг… будто в голове переключается что-то, и он…
– Заговаривается. Я заметил.
– Вадим Львович, я боюсь. Вызвала врача из его поликлиники, пришла молодая, говорит: «возрастные изменения», выписала успокоительное лекарство. Но мне страшно… Сейчас про индейцев, начитался, Великий Змей у него в голове… А что еще надумает? Если совсем крыша поедет?
– Я не врач, Оксана…
– Знаю. Но вы единственный человек… Он же такой одинокий! У него никого не осталось, в июне умер его друг, инженер, с которым перезванивался… Я не могу его оставить, уйти, мне жалко его! Никого нету, один только вы, Вадим Львович…
Оксана, сцепив руки на груди, с мольбой глядела на меня.
А что я мог сделать? Как помочь? Медицина бессильна против маразма… или, не дай бог, болезни Альцгеймера…
– Вот что, – сказал я, помолчав. – Надо показать Владлена хорошему психиатру. Я попробую… постараюсь выяснить… Оксана, у Владлена документы в порядке? Удостоверение инвалида войны, медкарта, страховой полис?
– Да, все есть.
– Надо бы проделать анализ крови, ЭКГ. Обратитесь в его поликлинику. А я поищу психиатра и… в общем, все, что в моих силах…
Как всегда, помогла Лиза-Скорая-Помощь. В больнице, в которой она почти всю жизнь проработала, раз в неделю консультировал в неврологическом отделении пожилой доктор, профессор психиатрии. К нему запись была чуть не на полгода, но для инвалида войны удалось сократить до одного месяца ожидание приема.
Понервничал я, конечно, ведя переговоры с больничным персоналом. Да и сам чуть не угодил в больницу – свалился с сердечным приступом. Лиза и поликлинический кардиолог, можно сказать, гнали меня в больницу, но я отказался. Как раз в эти дни прикатила из Москвы Люся – и взяла на себя уход за мной. Запретила мне шастать по квартире, вставать на звонки медсестры, приходившей делать уколы, и соцработницы, приносившей продукты.
– Лежи! – командовала она. – Твое дело – лежать и видеть сны…
– И зеленеть среди весны, – подсказал я.