Балтийцы (сборник)

К вышесказанному надо прибавить, что несметные толпы народа встречали героев, и ради них, начиная от Николаевского вокзала и до Зимнего дворца, были выстроены шпалерами, по обеим сторонам Невского проспекта, войска Императорской гвардии, и эти матросы, на виду у войск и народа, до самого дворца шли под звуки военных оркестров, хоров трубачей гвардейской кавалерии и под крики «ура» в их честь.

В день «Варяга» и «Корейца» и Царь, и его Семья, и высшие сановники Империи, и Зимний дворец, и все войска и вся эта красота были… для них.

Всеволод Федорович Руднев, флигель-адъютант Его Величества, вышел в отставку по болезни. Жил где хотел, как хотел, был в почете и обеспечен. Судьбе было угодно послать ему раннюю смерть (умер в 1913 году). Возможно, что этим судьба избавила его от лишних унижений, страданий и мучений. Как офицер, дворянин, помещик и флигель-адъютант Императора он, конечно, не избежал бы «справедливого гнева восставшего и победившего пролетариата». Тогда он был «враг народа».

Теперь, в интересах пропаганды, его память, как и память офицеров и команд «Варяга» и «Корейца», потревожили ложью. Говорят о том, что в деревне Савино Тульской губернии, где умер В.Ф. Руднев, «советские люди» воздвигли ему памятник. Кто эти «советские люди»? Хочется думать, что они русские люди, в противном случае памятнику этому нет цены.

«Варяг» и «Кореец», их командиры, офицеры и команды сами воздвигли себе памятник в день славного боя 27 января 1904 года у Чемульпо, и этот памятник занесен на страницы истории Российского Императорского Ффота на вечные времена.

Показать флаг

Над проливами Босфор и Дарданеллы, над Принцевыми островами, над Мраморным морем, над Стамбулом и Скутари, над градом Царьградом, вся в бело-розовом наряде цветущих садов праздновала праздник рождающейся жизни весна 1915 года. По проливам и бухточкам сновали ялики, каики, тянулись груженые фелюги, и гортанная турецкая речь, крики, смех и песни звенели в чистом весеннем воздухе ясно и четко. На анатолийских берегах Малой Азии цвел миндаль. Легкий ветер уносил далеко в море этот тонкий и пьянящий запах.

На русских миноносцах, шедших в дозоре вдоль турецких берегов и дежуривших у входа в Босфор, в теплые тихие ночи моряки дышали полной грудью. Думали о том, что на родных берегах тяжелыми, белыми гроздями скоро зацветет акация, и начнется нежная сказка южнорусской весны. Под килем лениво журчала вода, близко-близко подступала громада неприятельского горного берега и напоминала о грозной действительности, о войне.

Этот же ветер легко и весело из Черного моря пролетел в Босфор, беззаботно проскользнул в открытые иллюминаторы германского линейного крейсера «Гебен» и оказался в салоне командующего соединенными германо-турецкими морскими силами германского контр-адмирала Сушона. Адмиральский салон был обставлен с изысканной роскошью: кожаная мебель, ковры. У стола, заваленного депешами, донесениями и картами, откинувшись на спинку удобного, глубокого кресла, задумавшись, сидел адмирал Сушон.

Радостного было мало. Берлин явно недоволен сложившейся обстановкой на Черном море и требует более решительных действий против Русского флота и русских берегов, но одновременно предписывает осторожность: не рисковать кораблями, которые нельзя заменить в случае гибели. Кажется, им, Сушоном делалось и делается все, что возможно в настоящих условиях, и все эти намеки и упреки – только лишнее доказательство непонимания сложной обстановки этого особого театра войны. Адмирал мысленно быстро просмотрел события последнего времени перед началом Русско-турецкой войны, свои действия в связи с прорывом германских кораблей «Гебен» и «Бреслау» в Дарданеллы и свою настойчивость в вопросе о выступлении Турции на стороне Германии.

4 августа 1914 года Англия предъявила ультиматум Германии. В это время адмирал Сушон со своими кораблями германской Средиземноморской дивизии находился в Мессине (Италия). 5 августа начались военные действия. Германская эскадра оказалась запертой в Мессинском проливе. Прорыв «Гебена» и «Бреслау» через Гибралтарский пролив в Германию не обещал успеха из-за неудовлетворительного состояния котлов на «Гебене». Кроме того, у Гибралтара их сторожили два английских линейных крейсера.