Бальзам из сожалений

К Оле вдруг вернулись ее постоянное нетерпение и голодное любопытство. Как же так! Опять эти горе-сыщики узнали первыми что-то важное из того, что Марина доверила только ей, Оле. А она сама даже приблизительно не помнит, о чем там была речь.

Ольга вскочила, сбегала в душ, включила комп, с благодарностью обнаружив на столе большую чашку горячего кофе со сливками, и оценила деликатное отсутствие в квартире Кирилла. Все-таки есть в нем что-то пленительно приятное. Сейчас это вообще кажется похожим на чуткость.

А Марина… Только Марина может быть такой страстно откровенной и такой благородной… Оля прослушала ее повествование с горящим от сострадания сердцем, в каких-то местах зажимала руками рот, чтобы не вырвался стон жалости. Каждое слово Марины находило в Оле отклик, каждая мысль казалась единственно верной. Но…

Но получалось, что Марина всех прямых участников тех несчастных событий полностью вывела из поля малейших подозрений. И что же тогда? Оля переслушивала какие-то места вновь и вновь. И всякий раз преодолевала угрызения совести. Она как будто не просто подслушивала самые выстраданные, от всех оберегаемые мысли Марины, она еще и сделала их достоянием бесстрастного и беспощадного следствия. Кто знает, придут ли Кольцов и Масленников к таким же выводам, как Оля. Согласятся ли с Мариной, которая рассказала о том, на чем сама себе поставила запрет. Рассказала, чтобы защитить от подозрений тех, кто причинил ей боль. Она же сама говорит, что раны никогда не заживут.

Вот. О муже Артеме. Марина:

– Нас притянула друг к другу, наверное, наша непохожесть. Артем – скрытный, самолюбивый, вспыльчивый и бывает даже неукротимым. У меня, кажется, все наоборот. Когда мы познакомились, он виделся мне олицетворением человеческой уверенности, отваги и мужской силы. И он был в моих глазах первым человеком, которого я могла назвать настоящим взрослым в самом привлекательном для меня смысле. Я была в свои девятнадцать лет совершенно беспомощной, в душе робкой и готовой к зависимости от того, кто подарит мне ту самую великую любовь в обмен на мою свободу. Я не видела в том западни. Артему удавалось сохранять благородство в своих самых неистовых проявлениях. Но я взрослела, делала выводы и понимала, что его властность и категоричность – именно то, что мешает мне не только жить, любить, но и дышать. Я даже не пыталась ему что-то объяснить, он просто не смог бы дослушать. И случилась та ночь, когда Артем взломал дверь кабинета Крылова… Наверное, он его убил бы, если бы не сдержал следующий удар… Но Артем сумел остановиться… Мы все в той страшной сцене были виноваты и все страшно пострадали. Мы не спасли друг друга от самих себя. Но сейчас, после стольких лет полной разлуки, я знаю только то, что по-человечески люблю и жалею Артема, но мы больше никогда не окажемся рядом. Это запрет. Наш союз оказался взаимным покушением на убийство душ. Но я ни на секунду не сомневаюсь, что в главном Артем остался благородным человеком и для всего мира, и для меня. Он никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах не способен на подлое, тайное злодейство. На жалкую и позорную месть.

О режиссере Крылове: