Бамбуковая крепость

Случилось так, что мы оказались «внезапными» гостями. И этим доставили, наверное, немало неудобств нашим хозяевам. Сразу при въезде во двор нам был задан обычный в таких случаях вопрос: «Какая группа?» Поездки иностранцев по стране всегда запрограммированы с присущей вьетнамцам привычкой раскладывать все по полочкам. Самое большое недоумение вызывает иностранец сам за рулем, да еще без переводчика. Уже сразу отпадают два обязательных компонента «группы». Еще большее удивление появляется на лицах хозяев, когда европеец говорит по-вьетнамски. Если не считать столицы и четырех-пяти крупных городов, то редко можно встретить вьетнамца, говорящего на иностранном я инке. В маленьких городках и в деревне люди совершенно твердо убеждены, что европеец никогда не может говорить по-вьетнамски. Поэтому языковой барьер считается естественным и незыблемым рубежом, разделяющим два понятия: «мы» и «они». Услышав родную речь, пусть не очень ладную, из чужих уст, даже персонал гостиницы на какое-то время теряется перед крушением привычной схемы общения. Но зато потом обрушиваются — вопросы, ответы на которые у меня уже подготовлены до машинальности за много лет работы во Вьетнаме. До того одинаковы всегда эти вопросы: «Сколько лет?», «Женат ли?», «Сколько детей?», «Сколько мальчиков и сколько девочек?», «Откуда родом?» (буквально — «где родная деревня?») и т. п.

Неизменное первенство вопросов из серии семейного положения в этой устной анкете при знакомстве показывает, какую роль играет для вьетнамца семья: «Скажи мне, что у тебя за семья, и я скажу, кто ты».

Я не собирался долго гостить в Донгхое; просто выбрал первое от Ханоя место ночевки там, где в пути застал вечер. До следующего потенциального ночлега — города Хюэ, центра провинции Биньчитхиеи, — оставалось еще 160 километров. Именно эти километры, взорванные войной и 20-летним расколом страны, я хотел проехать не спеша, на свежую голову и днем. Не желая доставлять еще больших хлопот хозяевам внезапностью и «незапрограммированностью» своего приезда, я предложил своему коллеге из ГДР поужинать в придорожной харчевне у автобусной станции.

Наше появление очень скоро всполошило бивуачную атмосферу автостанции-рынка. Остаться незамеченными даже в темноте, едва нарушаемой тусклыми язычками масляных коптилок, было невозможно. Весть о «чужих» мгновенно прокатилась по округе, и уже через несколько минут мы в кольце любопытных глаз и рук.

В этом сопровождении мы долго ходили, разглядывая ассортимент яств у чернозубых старушек, торгующих под маленькими соломенными навесами или прямо под открытым небом. Мой коллега из ГДР, новичок во Вьетнаме, постоянно оборачивался ко мне с недоверчивым взглядом и задавал один и тот же робкий вопрос: «И это можно есть?» Наконец, мы выбрали вареные вкрутую утиные яйца, кипящий суп «фо» из домашней лапши, тонкие хрустящие рисовые лепешки и зеленый чай в закопченном чайнике на костре.

Мы уселись на низкие табуретки и принялись за еду. Кольцо любопытных обжимало нас плотно со всех сторон. Передние громко комментировали все, что видели, а задние пытались пробиться в первые ряды, чтобы посмотреть своими глазами. Хозяйка-старушка была в приподнятом настроении и держалась с достоинством. Она громко и весело беседовала снами, гордо оглядывая любопытствующих. Наверняка, вернувшись в деревню, она будет долго и в мельчайших деталях рассказывать односельчанам, как у нее ужинали «льенсо» — советские. Мой друг из Берлина уже успел привыкнуть, что его тоже всегда называли «льенсо». Для большинства вьетнамцев любой европеец — советский, а любой советский — специалист.

В отличие от окружавших нас старушка вела себя так, будто у нее в гостях были не иностранцы, а родственники из города. В ней совсем не было той скованности гостиничного персонала, застигнутого «внезапным» гостем. Ее заведение не было «гибридом» между вьетнамским и европейским, она была в своей привычной стихии, и само приобщение гостей к этому обычному вьетнамскому столу уже почти устраняло барьер между понятиями «мы» и «они». Трудно объяснить причину, но имению пожилые люди во вьетнамской глубинке быстрее преодолевают этот барьер.

На обратном пути в гостиницу нас сопровождала целая толпа народа. Люди оживленно делились между собой впечатлениями, а самые смелые, освоившись, уже пытались завязать с нами разговор, который начинался с той же анкеты о семейном положении.